|
Татьяна Пилипенко
У меня одна жизнь – отдыхать
хочу!
Случился в жизни Галины Ивановны,
Шурочкиной подруги, тяжёлый период: умерла старенькая мама. Горя её Шурочка не
разделяла, считала, что старушка достаточно пожила, и давно было пора огорчить
всех своим уходом.
– Хватит страдать! Похоронили и
ладно. Сама уже скоро бабушкой станешь, а всё мама нужна! О себе лучше
подумайте.
Но Галина Ивановна страдать не
прекратила и догоревалась до того, что стала бояться ночевать дома. Сидела в
парадной на лестнице.
Всё происходящее Шурочка
расценивала как чудачество или способ привлечь к себе внимание.
– Шли бы вы домой, Галина
Ивановна, хватит придуриваться. Боится она! Сейчас покойница из-за угла
выскочит! Чего их бояться-то? Живых бойтесь – вон сколько их ходит. Хватит
чудить – идите к себе.
Несколько раз Галина Ивановна
засиживалась у нас до глубокой ночи, но, так и не дождавшись приглашения
переночевать, шла к себе в парадную, коротать время до рассвета на ступеньках. На
мои попытки вмешаться Шурочка реагировала просто: высовывала из-за спины кулак.
Но в тот вечер по непонятным причинам Александра Ивановна смилостивилась:
– Ну, что, страшно домой идти?
Покойнички всё ещё мерещатся? – спросила она игриво. – Ладно, оставайтесь до
утра в кресле. Только тихо сидите, мне не мешайте!
Постелить ей Шурочке и в голову
не приходило. А на мой вопрос следовал ответ: «А нечего приучать! Пусть так
сидит. Вот ещё – стелить! Раз постелешь – потом не отучишь. Знаю я таких!»
Утром, проведя всю ночь в кресле,
Галина Ивановна вышла из комнаты с усталым видом и засобиралась домой,
приговаривая:
– Ой, так неудобно получилось!
Так неудобно! Думала, здесь отдохну, успокоюсь, а только новых страхов
натерпелась. Лучше бы у себя на ступеньках ночь провела, там спокойнее.
Заметив мой удивлённый взгляд,
попробовала объясниться:
– Я прямо в замешательстве, не
знаю, с чего начать. Мысли в голове до сих пор путаются. Сижу я в креслице, так
уютненько. Пледиком укрылась, так тёпленько. Дремлю. Глаза то прикрою, то
открою. И вот открываю я их в очередной раз, а в окне, на фоне луны, силуэт...
Одна нога на подоконнике, другая в квартире на табуретке. И не понятно, то ли
кто-то вылезает, то ли сейчас внутрь прыгнет, да ещё руки поднял. Страшно –
жуть! Я как заору! А силуэт руки опустил, ко мне повернулся и как закричит: «Что,
совсем рехнулась? Дожили, форточку нельзя открыть – орёт сразу! Очень мне это
надо! И без вас тошно. А здесь, на тебе, удовольствие – чужие вопли по ночам
слушать!»
Галина Ивановна сокрушенно
вздохнула:
– Да не хотела я мешать
Александре Ивановне, просто перепугалась сильно, подумала, в окно лезет кто-то.
Из комнаты появилась сияющая Шурочка.
Было заметно, что она давно проснулась и с удовольствием слушала рассказ Галины
Ивановны.
– Ну, и кто же этот кто-то? Опять
за своё? Теперь уже здесь покойнички мерещатся? Спать у себя дома надо, а не по
людям ходить! На ступеньках, небось, не орёте? А здесь тихо, спокойно, заняться
нечем... Что бы придумать? Дай поору, людей попугаю! Силуэт она увидела...
Морока одна с вами! Давно пора было восвояси отправить, а не ночлежку
устраивать. У меня жизнь одна – отдыхать хочу! Теперь жди, пока опять сон возьмёт...
|
