|
Анаит АГАБЕКЯН, Донбасс
***
Когда принадлежишь к маленькому народу, который отказывается
безропотно следовать идеям народов больших, то могущественные силы станут
бомбить тебя бомбами, и назовут их «ангелами милосердия». И забвение, позднее,
поможет с этим примириться.
Эмир Кустурица
На верёвках времени память народная
на безветрии – как броня,
нависает плотным полотнищем, Родину
от неверия век храня.
Но порой слетаются издали коршуны
в земли вольные – взять своё,
и тогда бывают крылами их скошены
столпы истины, мол, гнильём
поросли они да состарились, в шутку ли
говорят: «Чересчур просты» –
разрывая память когтями жуткими
между делом на лоскуты.
Из рванины той для народа лоскутные
не одежды, а саван шьют…
Запугав людей, объясняют попутно им,
что история – миф, этюд,
или вовсе ложь праотцов беспричинная,
неуместная, как вопрос,
отчего заморские гости бесчинствуют
и повсюду суют свой нос?
А когда в разгар кровожадного пиршества
упрекнуть их рискнёт пострел,
всех неравных, загнанных и не смирившихся
уравняет в правах расстрел.
И безумец явит толпе озарение,
что живыми нужней рабы,
большинство тогда поспешит во спасение
покориться и всё забыть…
Но вонзит Безвременье в сердце заточку им
аж по самую рукоять,
продолжая войнами, словно примочками,
от забвения исцелять.
не ЧАЙное…
Дольку луны умыкнув невзначай,
ночь, будто стылый не выпитый чай,
мерно стекает, оставив при этом
след в опрокинутой чаше рассвета.
Приторной массой вчерашних досад
чувства спрессованы, как рафинад,
а в неизбывной тиши телефона
«стерео»-жизнь превращается в «моно».
Всё же я верю, что с ворохом слов
мечется в медных витках проводов
нежность твоя и, как верный глашатай,
повода ждёт, чтоб достичь адресата.
Может однажды в преддверии сна
или, как зверь, подождав до темна,
резкий звонок, оцарапавши стены,
вырвется из телефонного плена…
О нашей братии
и правде бытия
Время
шмыгнуло ужиком
за порог,
день
перешёл услужливо
в эпилог.
Небо –
кромешный мраморный
монолит –
снова
навылет ранено
от молитв.
Руки
сомкнув угодливо
у груди,
люди
взывают к Господу:
«Пощади!»
Словно
устав от россказней
Изергиль,
стелет
он ночь, как простыни,
чтоб ни зги
видеть
не смели в тяготах.
Но в просвет
звёзды
зияют якобы
им в ответ…
Правда
таится ижицей
между строк,
будь ты
хоть раб, хоть трижды царь,
хоть пророк,
только
на вере зиждется
наш мирок.
Город…
Город, лишённый надежд и отдушин,
сгорблен, сплетением улиц задушен,
мимо наростов из камня и стёкол
время бесцельно идет самотёком.
Город болезненно серый в удушье,
бьётся в конвульсиях раненой тушей,
пригоршню гордости будто рассыпав,
стал он доступен ветрам ненасытным.
Крохи тщеславия смыло дождями,
город клаксонами суетно мямлит,
но от того, что все почести – первым,
взвинчены высоковольтные нервы…
Всюду засилье заржавленных истин,
воздух и тот обречённо-охристый –
город во власти тумана-воришки
больше не верит ни правым, ни пришлым.
Бог не спасёт и не выручит случай –
город утратами крайне измучен,
только живёт, несмотря на потери,
чья-то любовь рудиментом на теле.
|
