|
Елена Путилина
Ида. Сны в ведьмином доме 1 Ида жила в доме на краю леса. Собственно, даже почти в лесу. Лес всё наступал и наступал, подсылал своих лазутчиков, рассеивая семена, разрастаясь корнями. У Иды уже не было сил, чтобы бороться с наступающим лесом, и она сдалась. Следила теперь только за тем, чтобы он не превратился в непроходимую чащу: расчищала тропинки, вырезала лишний подлесок. Берегла силы и не собиралась растрачивать их на бессмысленное противостояние, лучше уж найти способ мирно сосуществовать. И лес, казалось, понял это и, утратив изначальную агрессивность, принял дом Иды и её саму, берёг от жары летом, навевал прохладу, обогревал в зимние холода, неизменно и бескорыстно снабжая сухим валежником, нашёптывал сказки в бессонные ночи. Они перестали быть врагами, и Ида доверяла лесу больше, чем соседям. Соседей она не любила – не за что-то, а просто так, и избегала любого общения. Ей вполне хватало леса и Кота. Иногда она проходила через деревню, направляясь за продуктами в лавчонку, деревенские смотрели вслед и перешёптывались: «Старая Ведьма… жива ещё...» Как давно жила Ида в этом доме и как туда попала, она и сама не могла бы сказать. Просто однажды утром открыла глаза и увидела бревенчатые стены, мутные стёкла окон за ветхими занавесками и часы на стене. Часы стояли. Не двигались стрелки на потемневшем циферблате, не отсчитывал секунды тусклый медный маятник, не выскакивала суетливая кукушка, чтоб огласить хрипловатым «ку-ку» полуденную жару или темноту ночи… Часы были нарисованы на стене между окнами. С тех самых пор Ида искала дорогу, чтобы вернуться – куда? Она и сама уже точно не могла бы сказать… туда, где она не была Старой Ведьмой. Она исходила всю округу, каждую тропинку в поле, каждую дорожку в лесу. Но тропинки-дорожки, сплетаясь и пересекаясь, неизбежно приводили к покосившемуся крыльцу её дома, а если случалось уснуть в лесу, просыпалась она неизменно всё в той же комнате с пыльными окнами и нарисованными часами. Всё, что осталось у неё от прежней жизни, это сны. Во сне она не могла посмотреться в зеркало – в её снах не было зеркал,– но знала, что отразилась бы в нём худенькая, длинноносая, черноглазая и черноволосая, похожая на встрёпанного воронёнка девчонка, а не седая старуха, глядящая мутными бесцветными глазами из тусклого, в чёрных пятнах, зеркала в затянутом паутиной углу. Во сне она тоже искала дорогу и уставала не меньше, чем от дневных блужданий по лесам. Та, кем она была во сне, не сомневалась, что бодрствует, и седая старуха, живущая в покосившемся неприбранном доме на краю леса, казалась ей всего лишь сновидением. А ещё Ида видела много чужих снов, которые снились не ей, а неизвестно кому, и в этих снах могла оказаться в любом из двух своих обличий, но это было дело случая, а не её выбор. Чужие сны приносил ей Кот. Где он их ловил и почему решил делиться с Идой своей добычей, Ида не знала, а Кот не говорил. Он был с ней всегда. Кот был хорош. Рыжий, с пушистым хвостом, он любил забраться на колени и, громко мурлыча, потереться об руки – я с тобой, гладь же меня! Обычно он целыми днями спал в каком-нибудь уютном углу, уходил по ночам, а возвращаясь, запрыгивал на кровать и будил Иду своим мурлыканьем, требуя еды и ласки. Потом опять уходил. Так они и жили. 2 За окном громыхнул гром, зашумел ливень. Хлопнула кошачья дверца, и в комнату влетел мокрый Кот. Бросил на коврик у кровати пучок снов – ночную добычу, запрыгнул на кровать, потоптался по одеялу мокрыми лапами и уселся вылизываться, потом свернулся клубочком под коленками у Иды, мурлыкнул и уснул. Сны шуршали и попискивали на коврике. «Расползутся, – с досадой подумала Ида, которой не хотелось вылезать из-под одеяла, – ищи их потом по углам…» Осторожно, чтоб не разбудить Кота, соскользнула на пол, присела на корточки и принялась собирать сны. Вроде бы все, что-то много сегодня… Добытчик! Зажатые в кулаке сны щекотались и слегка покусывали ладонь. Вытряхнула сны в баночку из-под крема, завинтила покрепче крышку, сунула в комод. Переступила босыми ногами – колется, нагнулась, пошарила в темноте – ну так и есть, ещё один… Сон был похож на маленькую мохнатую улитку и всё норовил вывернуться из сжимавших его пальцев. Ида бросила строптивца в чашку с водой, размешала ложечкой и выпила… кисло-сладкий вкус напомнил клюкву в сахаре, так любимую в детстве. …На этой улице она никогда не была. Дома, дома… Бесконечная стена домов по обеим сторонам. Ни подворотен, ни дверей. Дома стояли сплошной серой стеной, чернея прямоугольниками окон. Ни одного огня. Спят? Но так не бывает, чтоб на целой улице не нашлось ни одного полуночника, засидевшегося перед телевизором, над книгой, занятого неотложным делом или компьютерной игрушкой, да и не ночь ещё – так, сумерки. Улица тянулась и тянулась, даль её терялась в серых сумерках. Вязкая тишина поглощала звук шагов по тротуару и казалась порождением сумерек. Ида шла уже довольно долго, но улица не менялась. Не становилось ни темнее, ни светлее, сумерки не сгущались, но и не рассеивались… Над ухом прошелестел тихий, как дыхание, голос: – Что ты здесь делаешь? Это не твой сон!.. – Ищу выход, – ответила Ида. Она привыкла ничему не удивляться. – Отсюда нет выхода. – Не отсюда, это трудно объяснить, да и, наверно, сейчас неважно. А почему отсюда нет выхода? – Это предсмертный сон. Человек умирает. Не знаю, как ты сюда попала, но как только он умрёт, сон рассыплется, и ты исчезнешь вместе с ним… Сейчас ты – часть сновидения. «Ловушка… – подумала Ида. Кот не приносил этот сон, сон сам прицепился к нему как репей, а она не подумала и подняла. – Ловушка…» Она побежала изо всех сил, но слева и справа всё тянулись и тянулись непрерывные серые стены домов, конец улицы по-прежнему терялся в серых сумерках. «Но это же сон! – подумала Ида. – Всего лишь сон, и что бы ни говорил голос за спиной, это и мой сон тоже, ведь я же в него заснула… Значит, выход должен быть, надо только попытаться изменить этот дурацкий однообразный видеоряд, как же он мне надоел! – глаза бы мои его не видели!» Глаза бы не видели… В какой-то книжке она читала, что если быстро побежать с закрытыми глазами, можно изменить судьбу. По крайней мере, она ничем не рискует, улица-то прямая и ровная. Ида зажмурилась и побежала. Это было даже интересно – бежать в темноте, сквозь темноту… Ей казалось, что она бежит в абсолютной пустоте, она уже забыла, где находится и почему бежит, этот безумный бег захватил её полностью. И вдруг – удар, но не о каменную стену, обо что-то непрочное, тонкое… Яркий свет заставил открыть, наконец, глаза. Прямо в лицо ей било солнце. То, что виделось серой кирпичной кладкой бесконечных домов, оказалось всего лишь декорацией, намалёванной на бумаге, и, врезавшись в неё с разбегу, Ида пробила в нарисованной стене большую брешь, клочья декорации, похожие на полуободранные обои, свисали по сторонам дыры. С той стороны тоже была пустынная улица, но это была обычная пустота очень раннего утра. В открытых окнах колыхались от утреннего ветерка занавески, на балконах сохло бельё, где-то во дворах слышалось шарканье метлы старательного дворника… – У тебя получилось! – прошелестел голос за спиной. – Знаешь, что ты сделала? Ты разбудила его! Он больше месяца пролежал в коме, и все думали, что это конец, а теперь он просто спит… и проснётся здоровым! Но тебе надо уходить, пока он не проснулся. «Я должна проснуться раньше сновидца! – подумала Ида. – Вот если бы Кот…» – Кот! – позвала она. – Мяу, – сказал Кот. – Мяяяяяяяу! Ида проснулась от протяжного мяуканья, Кот требовал еды. Встала, ворча, насыпала в миску корма. Кот захрустел. Ида легла поудобнее и уснула. Без сновидений. 3 «В последний раз… Если подумать, тут не всё так просто. В последний раз когда я была, когда я видела, когда мы говорили… С одной стороны, просто обозначение места события в ленте вашей жизни, можно заменить на «прошлый раз» – подразумевая, что мы хотим указать некую последовательность событий, всё равно что «в прошлый вторник» или «позавчера»… «В последний раз, когда я заходила в магазин, там не было кабачковой икры», – ну, например! То есть вот до этого всегда была, а тут не было. Это ещё не отрицание возможности повторения действия – в последний раз не было, а в следующий появилась… Но! «Я зашла в этот дом в последний раз попрощаться перед отъездом. Когда вернулась, его уже снесли». Я была там в последний раз – и больше уже никогда! Никогда – потому что его сломали… «В последний раз, когда мы с ним говорили, он ни словом не обмолвился о своих планах», – ну не обмолвился и не обмолвился. Не захотел, значит. А при следующей встрече всё выложил, как на духу… Но! «Мы говорили в последний раз и больше уже никогда не поговорим, потому что расстаёмся: ты остаёшься, а я уезжаю и больше уже сюда не вернусь». В последний раз, когда я была на Белом море, погода в конце маршрута сильно испортилась. Вот до этого всегда с погодой везло, а именно в этот раз – испортилась… Но! Я была на Белом море в последний раз. И всё! И больше никогда! Потому что уже не получится, потому что всё изменилось, и я изменилась… поэтому тот раз был последним… и больше уже никогда…» Так размышляла Ида, а сон всё не шёл. Ну, его можно понять – какой сон при таких мыслях? Ида встала, зажгла настольную лампу, достала из верхнего ящика комода колоду карт… Разложить пасьянс? Нет. От пасьянсов уже тошнит. Отложила карты… немного подумала... разболтала ложку мёда в чашке с тёплой водой – говорят, помогает, когда не спится. Ах, не спится, ну как тут не спиться? Ха-ха-ха… не смешно! Легла опять. Нашарила в ящике баночку с Котовой добычей, открыла, пошевелила сны пальцем, выбрала один, похожий на морскую звезду, разболтала в чашке, выпила. Он и на вкус был, как морская вода, горьковато-солёный... Ида стояла на берегу Белого моря. Место она узнала сразу – любимый остров Ольховый. Только вместо лета была поздняя осень. Небо затянуто серым, море свинцовое, сыплется мелкий снег. Пустынный берег. На берегу уткнулась носом в песок моторка. Подошла поближе и увидела, что в моторке, свернувшись калачиком и укрывшись брезентовой курткой, спит человек. Нет. Не спит. Смотрит на неё. – Ты кто? – прозвучал хриплый голос. – Ты откуда взялась? – А ты сам-то кто? – во сне Ида никого не боялась. – Что в такую погоду здесь спать устроился? Рыбачишь? – Я тут застрял. Бензин у меня кончился, до острова еле-еле дотянул. – Ты один тут? – Один. А ты на лодке? У вас бензин лишний не найдётся? Или, может, отвезёте на берег? У меня деньги есть! Замёрзну я тут. Снег вон уже начался… третий день тут сижу, ни живой души – ты первая. – Нет у меня лодки. Понимаешь, снишься ты мне... – Что значит – снюсь? Смеёшься, что ли? Ты кончай издеваться-то, не до шуток мне! Холодно же… Ида подумала немного. Забавно получается. Дурацкий сон, и не о том вовсе. Думала, поход приснится – паруса, друзья… А тут этот нелепый рыбак полузамёрзший. Самое смешное, что бензин на острове действительно есть. Оставили они тогда. Думали: вернутся когда-нибудь – пригодится. Не думали, что больше уже никогда… Забавно будет во сне тот реальный бензин найти… а почему нет? Сон же... – Знаешь, когда мы были здесь последний раз, у нас оставался лишний бензин. Две канистры. Выливать было жалко, с собой везти – смысла не было. Нам же на поезд надо было. Знаешь, где здесь недалеко от берега озерцо с пресной водой? Если от него выйти на берег моря и пойти налево, к скалкам, потом подняться по ним, слева там вроде тропочки… будет уступ, довольно большой, и полянка на нём. Мох, черника… Черемшу мы там летом рвали. Будет там яма, камнями засыпанная… Ищи в ней. Если только никто раньше не нашёл – времени много прошло. Удачи! Надоел ей этот разговор. Отвернулась, и стала представлять себе, как тут бывает в августе. Солнце, вода блестит… Зажмурилась от блеска воды – и проснулась. В окно светил соседский фонарь. Забыла шторы задёрнуть, вот тебе и солнце. Сон дурацкий… А интересно, цел там бензин? Нашёл кто-нибудь, удивился… Жаль только, что даже во сне не получается прогуляться по старым местам. Всегда снится чушь, а вот так, чтобы увидеть то, что хочется… ну да, сон не кино. Вот и получается, что больше уже никогда, даже во сне… – И вот понимаешь, три дня сидел я на берегу, всё думал, вдруг рыбачить кто пойдёт… Так нет же! Отчаялся, свернулся в лодке калачом и уже смирился, что по весне в той лодке меня и найдут… задремал. И поверишь, сон мне снится: женщина по берегу идёт… не спеша так идёт… странная такая, ну знаешь, во сне как бывает, то старая-старая, седая, аж белая… а то – девчонка совсем, черноволосая, черноглазая… И одета как-то легко, не по погоде, не по сезону… Подходит она ко мне и, знаешь, слово за слово, рассказывает, где лежит заначка бензиновая, дескать, когда-то на этом острове они её оставили, думали вернуться. Потом как-то отвернулась от меня – и уже нет её. Проснулся я от холода, дождь со снегом зарядил, ветер холодный аж до костей пробирает… И что ты думаешь? – нашёл я тот бензин. Проснулся и пошёл искать. Думаю, всё равно пропадать – а вдруг… И всё как по-писаному! Вот ведь… И можешь ты мне это объяснить? Вернулся домой, меня уж и увидеть не надеялись, и где искать, не знали, решили, что утоп… Но чтоб я ещё раз на рыбалку, или там просто на моторе, да хоть и на вёслах… Нет уж… в море больше уже никогда! 4 Ида шла по тропинке, петлявшей среди молодых ёлок и берёз. Она уже столько раз проходила по ней, что, наверно, могла бы идти и с закрытыми глазами. Тропинка, начинаясь от её крыльца, каждый раз приводила в новые места, но непременно через эти ёлки-берёзки, и заканчивалась неизменно там же, где и началась. На этот раз вывела к лесному кладбищу. Здесь были сумерки. Идя по тропинке, никогда нельзя было с уверенностью сказать, какое время суток ожидает тебя за очередным поворотом, иногда менялось даже время года, но, проплутав какое-то время и оказавшись снова у своего крыльца, Ида возвращалась не только к дому, но и к тому моменту, когда сделала первый шаг по тропе. Что же, сумерки так сумерки, кладбище так кладбище… Оградки – новенькие и покосившиеся, кресты и чёрные гранитные доски с выгравированными на них портретами. Ида шла быстро, и в сумерках казалось, что лица на портретах провожают её взглядами. Ей стало немного не по себе от этого внимания, и она ускорила шаги и зажмурилась, чтоб не видеть эти серые лица, следящие за ней и словно кивающие ей или покачивающие головами… Споткнувшись, Ида всё же решилась открыть глаза. Теперь она шла по широкой аллее между рядами старинных надгробий. Скорбящие мраморные ангелы, с крыльями и без, склонялись над чёрными мраморными плитами с латинскими буквами. Фамильные склепы, некогда гордые и роскошные, теперь разрушались и местами были покрыты граффити. Тут и там, как заплаты на старинном гобелене, виднелись современные захоронения с гранитными досками и венками искусственных цветов. Высокие старые деревья давали приятную тень, повсюду цвёл разросшийся рыжий лилейник. Кто-то давно посадил его на могиле, и теперь он потихоньку завоёвывал старое кладбище. – Немецкое кладбище… – узнала Ида, не веря самой себе. Надо же… Сюда она совсем маленькой приходила с бабушкой на могилу дедушки, а позже, с мамой, уже к бабушке; и мама здесь похоронена… Вот куда привела на этот раз тропинка. Ну что ж… Много лет не была она здесь, но дорогу помнила хорошо. Прямо… теперь направо… вот старинная чугунная решётка невысокой изгороди, две могилы под старым вязом, потемневшая от времени деревянная скамья… Бабушка сидит, задумалась о чём-то. Ида подошла, открыла калитку. Бабушка подняла голову. – Где ты ходишь, мейделе[1]? Дай руку, пора домой. Они пошли по аллее к воротам. «Но ведь дома давно нет, – подумала Ида, – нет даже того дома, который построили на его месте». – Я знаю, – сказала бабушка. – Но сейчас это не имеет значения. Они подошли к кирпичным воротам с двумя островерхими башенками, прошли через калитку, но оказались не на улице, а на крыльце старого деревянного дома. Скрипнула, отворяясь, дверь. Вот он – их старый дом, небольшая прихожая-кухня с вешалкой и газовой плитой, две комнаты. Ида узнала их сразу, хотя была здесь последний раз много-много лет назад, теперь бы она и сама не сказала – сколько. Вот большое бабушкино кресло у окна, и второе такое же у другого окна по ту сторону круглого обеденного стола. Резной письменный стол со стареньким радиоприёмником и бронзовой лампой под стеклянным зелёным абажуром. На столе она увидела маленькую смешную собачку из белого матового стекла. У собачки были остренькие ушки и пушистый хвост, закрученный баранкой. Ида её сразу узнала. Когда-то бабушка читала ей сказку про доброго доктора Айболита, и у него была верная собака Авва. На картинке в книжке она была точь-в-точь, как эта собачка, только на картинке Авва была чёрная, а эта – белая. Но это ничуть не смутило Иду, и собачка получила имя из любимой книжки. – Авва, – засмеялась Ида, погладила собачку и зажала в кулаке, – надо же, и игрушки мои здесь... – Мы ненадолго, – сказала бабушка и улыбнулась, – я вижу, мейделе, ты хорошо помнишь наш старый дом, а ведь тебе было всего пять, когда мы переехали на новую квартиру. – Откуда ты знаешь, что я помню наш дом? – Всё, что ты видишь вокруг, создано твоей памятью. Если бы ты его забыла, или помнила плохо, мы бы не смогли сюда попасть. Но сейчас не это важно. Я хочу помочь тебе, раз уж так вышло, что мы встретились… Бабушка помолчала, поглаживая кончиками пальцев резьбу письменного стола. – Там, откуда ты сейчас пришла, нет времени. Там можно оставаться бесконечно долго, и ничто не изменится, ничего не произойдёт. Казалось бы, это исполнение вековечной человеческой мечты о бессмертии… Но не тут-то было! Это место не могло бы осуществиться, если бы не подпитывалось жизненной силой своих обитателей. Там не умирают – там исчезают, медленно и незаметно тают, как снег в овраге. – Значит, и я?.. – Ида поёжилась, как будто тающий весенний снег холодными струйками стекал по спине. – Ну, это будет не так скоро. Если бы не твои сны, тебе бы и в голову не пришло, что не там ты прожила всю жизнь. Сны – это твоя память, твоё наказание и твоё спасение. Наказание, потому что лишает тебя покоя, не даёт тебе почувствовать себя ТАМ, как дома, спасение – потому что сны дают тебе надежду на возвращение. Тебе надо найти выход, но не трать время и силы на блуждание по окрестностям. Ты когда-то пришла в тот дом, и если сумеешь уйти, то только тем же путём, как пришла. Ищи в доме. Ищи себя, такую, какой ты себе снишься. Я не умею сказать яснее, но когда ты увидишь – ты поймёшь. – Попробую… Но, бабушка, что же это такое, если нет выхода, а есть только сны? – Старость… Ида ткнулась в бабушкины колени и заплакала. – Не плачь, мейделе, – тихо сказала бабушка, – старость тоже имеет свой конец… Она погладила Иду по волосам, и тихонько запела: «По небу полуночи ангел летел и тихую песню он пел, И месяц, и звёзды, и тучи толпой внимали той песне святой...»[2] Ида слушала, затаив дыхание: «...Он душу младую в объятиях нёс для мира печали и слёз, И звук его песни в душе молодой остался без слов – но живой; И долго на свете томилась она, желанием чудным полна, И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли...» Голос бабушки становился всё тише и тише, постепенно перешёл в едва слышное мурлыканье. Ида открыла глаза. Мурлыкал кот, свернувшись уютным калачиком у неё под боком. В комнате было светло от лунного света. Опять она забыла задёрнуть занавески! Ида встала, подошла к окну и тут заметила, что всё ещё сжимает в кулаке маленькую стеклянную Авву… 5 Ида варила кофе в маленькой кастрюльке и думала о своём сне. Или не сне. В этом странном месте она перестала отличать сны от яви. Происходящее вроде бы наяву могло в любой момент оказаться сном, а из сна в действительность она переходила как из комнаты в комнату. Вот и собачка из сна… а почему – из сна? Она совершенно уверена, что как обычно вышла из дома и шла по лесочку, когда вдруг оказалась на Немецком кладбище и встретила бабушку. Однако проснулась опять в этом же доме, и только белая собачка объединяла обе стороны (действительности? сна?). Ну, в общем, белая собачка вот она – стоит на тумбочке около зеркала… но в зеркале не отражается. Ну и ладно. В конце концов, отражаться в каждом зеркале – всего лишь утомительная привычка, не более. А в этом зеркале Ида и сама отражалась не каждый раз. Сначала это её удивило, потом привыкла. Могут же у отражения быть другие дела, кроме как повторять за тобой каждый жест. Зато забавно вспомнить выражение лица соседки, зашедшей вроде бы за стаканом сахара, а на самом деле, скорее всего, просто разнюхать, подсмотреть, выведать что-нибудь эдакое, о чём потом можно будет поведать вечером на скамеечке соседкам-подружкам. На этот раз ей повезло: она увидела, как Ида не отразилась в зеркале. По её вытянувшемуся лицу Ида поняла, что непрошеная гостья увидела что-то экстраординарное и, повернувшись в направлении, куда та смотрела, встретила в зеркале полубезумный взгляд соседки. А себя не увидела. Сказала спокойно: – Не обращай внимания, запылилось оно, так я немного его простирнула и повесила на чердаке просушиться… – Что запылилось? – Да отражение моё… Ты разве своё не стираешь? Соседку как ветром сдуло. А по деревне Ида целую неделю ходила как по пустыне, только приподнималась иногда занавесочка на окне или приоткрывалась дверная щёлочка, когда она проходила мимо, и оттуда мигал чей-то насторожённый любопытный глаз… Потом, видать, тёткам надоело бояться, или они решили, что Тонька приврала по обыкновению с три короба, и всё стало по-прежнему. Ох, уж эта Тонька… Первая сплетница на деревне. Всё всегда знает лучше всех, на все случаи жизни у неё припасены готовые советы и решения. Нет такого события, о котором бы она не знала, новости, о которой бы не слышала. Её любопытный нос успевал всё разнюхать, зоркий глаз – всё высмотреть, чуткое ухо – услышать, а злой язык – разнести по всей округе. Ида с детства не любила этих любопытных тёток, готовых присосаться к чужому горю, испортить чужую радость, очернить и испоганить самое светлое и дорогое. Жабы, противные, скользкие, ядовитые жабы! Чтобы отвлечься от мыслей о дуре-соседке, решила заняться уборкой, заодно поискать… Как сказала бабушка? «Ты когда-то пришла в тот дом и если сумеешь уйти, то только тем же путём, как пришла. Ищи в доме». Ну что ж… Будем искать! Только что? «Увидишь – поймёшь». Чтобы понять, надо увидеть, чтобы увидеть надо найти. «...кто ищет, тот всегда найдёт!» Обыскать весь дом сверху донизу! С чего бы начать? Раз сверху донизу, значит сверху и начнём, с чердака. Напевая песенку о весёлом ветре, который моря и горы обшарил все на свете, Ида по старой скрипучей лестнице поднялась на чердак. Здесь царила уютная пыльная тишина. Сквозь небольшое оконце пробился яркий луч, и в нём кружился-переливался рой весёлых пылинок. Ида вспомнила, как в детстве любила кружиться в таком луче вместе со сверкающими пылинками. Они казались ей настоящим чудом, а мама сердилась, боялась, что она надышится пылью, как будто пыль была только в луче… Чердак, как это обычно бывает в очень старых домах, был заставлен и завален старыми вещами. Сюда относили всё, что было жалко выбросить, потому что эти вещи хранили в себе память о пролетевших днях, ушедших людях, и здесь они стояли, медленно покрываясь пылью. Может быть, по ночам, под шелест дождя старые вещи, как старые люди, обменивались воспоминаниями, рассказывая друг другу истории, невольными свидетелями которых им довелось стать… – Что ж, начинать? Начнём, пожалуй, – слегка фальшивя, пропела себе под нос Ида из «Евгения Онегина». Она подошла к большому сундуку в дальнем углу чердака. Откинула тяжёлую крышку. – Посмотрим, что здесь за пиратские пожитки… – и засмеялась: содержимое сундука и вправду было укрыто чёрным пиратским флагом с вечно скалящим зубы Весёлым Роджером. В сундуке обнаружились старые тельняшки, зюйдвестка и дождевик, чёрная бандана, две треуголки, ещё какая-то ветхая одежда, пара старинных пистолетов, кривая ржавая сабля, горсть золотых монет в грязной тряпице и даже истёртая деревянная нога с оторванными ремешками. А вот наполовину пустая (наполовину полная, будем оптимистами!) бутылка рома. –«Йо-хо-хо! И бутылка рома...» – промурлыкала Ида. – Ну да, как же мы без рома… Ай да находка! Рассмотрев сокровища, Ида сложила их обратно и, аккуратно укрыв флагом, захлопнула крышку. Пиратские пожитки, значит, ну-ну… Ну вот откуда в доме пиратский хлам? Здесь жила бабушка пирата? Или сам капитан Флинт – Гроза морей, приехал сюда доживать свой век, пугая деревенских ребятишек рассказами о героическом прошлом? – Таааак… интересно, что за игрушки ждут здесь, – пробормотала Ида, подходя к большому старому комоду. Игрушки. В комоде были игрушки. Во всех ящиках. Ида нашла здесь всех своих старых полузабытых любимцев. Вот коричневая пластмассовая обезьяна Чита, вот большой плюшевый мишка, который сначала был просто Мишка, а потом стал, конечно же, Винни-Пухом… Вот кукла с закрывающимися глазами, ну, разумеется, Светлана! А как ещё можно было назвать куклу, только что посмотрев «Гусарскую балладу»? Вот конструкторы, деревянные, пластмассовые, металлические… яркий полосатый волчок… Ида не удержалась и запустила его. Волчок закружился и затянул свою песню… Теперь понятно – здесь можно найти именно то, что ожидаешь найти. Очень интересно. Тогда, наверно, нет смысла смотреть дальше, лучше сначала хорошенько подумать – а ЧТО ей действительно хотелось бы найти. Ида огляделась. Любопытный чердак оказался у её дома. И почему она раньше сюда никогда не заглядывала? Интересно, а что можно увидеть из чердачного окна? Окошек было два – в противоположных фронтонах. Ида подошла к тому, через который пробивался солнечный лучик. Конечно же, лес, а что она ожидала увидеть? Яркий, пронизанный солнцем летний лес. Ну, значит, из второго окна должна быть видна деревня. Не тут-то было! За вторым окном тоже был лес. Но не весёлый июньский, полный солнца и зелени. За вторым окном была снежная ночь, вьюга швыряла в стекло снег, и лес, в сугробах по колено, тянул в тёмному небу чёрные голые ветви. – Хватит с меня на сегодня открытий, – решительно сказала сама себе Ида, – надо что-нибудь и на потом оставить. Тихонько притворив за собой дверь, она спустилась с чердака в сени. Да уж, находочки… А с другой стороны, чего она ожидала? Ей показалось, что за неплотно прикрытой входной дверью маячит какая-то тень. Ухватив стоявший у стены с незапамятных времён сломанный черенок от лопаты, Ида распахнула дверь. Перед ней стояла соседка Тонька, она даже не успела распрямиться, как заглядывала в щёлку, так и стояла согнувшись. – Что ты здесь забыла? – спросила Ида. – Что выглядываешь-вынюхиваешь? – Злая ты, Идка, – ничуть не смутившись, ответила соседка, – я, может, в гости пришла, а ты сразу браниться. – В гости? Я, кажется, тебя не приглашала. Да и не подруга ты мне, чтоб в гости-то тебя звать. – А у тебя разве есть друзья, ведьма ты старая! – разозлилась Тонька. – Сколько лет в деревне живёшь, а всё на особицу, видать, недостойны мы тебя. Брезгуешь соседями? – Уж тобой-то точно, сплетница, брезгую. Чёрной твоей душонкой да языком поганым. Сколько ты сплетен разнесла, скольким людям своей злобой-завистью жизнь попортила. Не человек ты, жаба мерзкая. Убирайся с моего порога, иди квакай в другое место! – Да как ты, – задохнулась Тонька, – да как… как… квак! квак… Не было Тоньки-сплетницы, на ступеньках сидела большая скользкая жаба. Ида засмеялась, концом черенка, который всё ещё сжимала в руках, столкнула жабу с крыльца и захлопнула дверь. В комнате мурлыкал, тёрся о ножку стула Кот, требуя вечерней еды. Покормила Кота, задёрнула занавески на окнах, чтоб свет утром не будил, прикинула, чем бы заняться. День проскочил незаметно – только вот кофе варила, а уже и вечер. Машинально посмотрела на часы. Но они по-прежнему показывали своё нарисованное время – без пяти двенадцать. То ли полдень, то ли полночь. Какая разница, который час – стемнело, значит, вечер, пора спать. Как ни странно, она чувствовала себя очень усталой. Спать, так спать… Умылась, расстелила постель. Подошла к столу налить в чашку воды. По пути машинально посмотрелась в зеркало – надо же! – из зеркала глядела на неё черноволосая и черноглазая девчонка. Выходит, превратить человека в жабу – хорошее дело, жаль, она сама не поняла, как это получилось. Улыбнулась отражению и погасила свет. 6 В темноте дом наполнился скрипами и шорохами. Может быть, он спал днём, но только наступала темнота и гас в комнатах свет – и дом просыпался. Ида не спала и прислушивалась к ночным звукам. Вот скребётся в стене мышь… Ударяет в стекло ветка… Забарабанил по стёклам дождик. Поскрипывают рассохшиеся половицы. Посапывает около подушки Кот… А это? – вздох… глубокий, тяжёлый… вот опять – что это? Ида встала, пошарила ногой в поисках тапочек, не нашла и, тихо переступая босиком по холодным половицам, пошла на звук. Вздохи привели её к чулану, здесь в самом углу стояло у стены старое зеркало. Ида сама притащила его туда давным-давно, когда только попала в дом. Зеркало было очень старое, мутное, амальгама вся в чёрных и ржавых пятнах. Рассмотреть в нём что-нибудь было практически невозможно. И именно оттуда слышались вздохи. Ида осторожно подошла, стараясь на всякий случай не заглядывать в зеркало, встала сбоку, чтоб ненароком не отразиться в его мутной глубине. Такие изъеденные временем зеркала всегда внушали ей безотчётный страх, а она привыкла прислушиваться к своим ощущениям. – Боишься, да? – прозвучал тихий голос из глубины зеркала. – Осторожная! Что ж, я давно поняла, что с тобой не так просто. Помнишь свой сон про пустую улицу? Я уже думала, что поймала тебя, а ты умудрилась не только найти выход, да ещё спасла этого, не знаю, как его… Ну да ничего, я ещё до тебя доберусь! – Кто ты? – спросила Ида, – Что тебе нужно? – Какая тебе разница, кто? Я – Сон твой, я – Душа этого зеркала, я – Ведьма. Как ни назови, всё равно ошибёшься. Сила моя ушла, не выйти мне из этого зеркала, скоро от меня и не останется ничего, если… Отражение мне твоё нужно! То, молодое, черноглазое! Ох, как нужно! Тогда и силу верну, и молодой стану, как ты была, когда черноволосой-черноглазой в любом зеркале отражалась. Вот только не знаю пока, как дотянуться до тебя, но я своё возьму! Не сомневайся! Как ты ни осторожна, а всё промахнёшься… Кот вот твой ещё мешается. – Ну уж нет! – рассердилась Ида. – Кота не тронь! Учти, случится что с Котом по твоей ли злобе или даже независимо от тебя – я дом твой сожгу вместе с тобой и зеркалом твоим заплесневелым! И мне наплевать, что со мной потом будет, поняла? – Да уж как не понять. Ишь, какая грозная! Ничего с ним не случится, обещаю, раз уж такой оборот. Вот ведь чумовая… Всё равно рано или поздно ошибёшься, оступишься… Она ещё что-то шипела, но Ида уже не слушала, а повернулась и вышла из чулана, захлопнув дверь. Порылась в кухонных шкафах, нашла ржавый замок, смазала, повесила на дверь чулана, заперла. Потом подумала и придвинула к двери тяжёлый сундук. Вернулась к себе, легла и сразу уснула, как в яму провалилась. Всю ночь ей снились зеркала, в которых ничего не отражалось. Утром Ида вспомнила, что неплохо бы сходить в лавку за хлебом и купить что-нибудь Коту. Но прошло почти полдня, пока она, наконец, собралась выйти из дома. Первой на глаза ей попалась Тонька-соседка. Ага, значит, про жабу был всё-таки сон. Ида хотела уже поздороваться и пройти мимо, но Тонька так шарахнулась в сторону, что она невольно обернулась спросить, что случилось. Но Тоньки уже и след простыл. Только хлопнула калитка, да звякнул задвигаемый на двери засов. Ида пожала плечами и пошла дальше в лёгком недоумении. В лавке по обыкновению толпились тётки. Появление Иды вызвало у них явное оживление. Зашептались, зашушукались. Ида сделала вид, что ничего не замечает и, протягивая деньги Маше-продавщице, спросила: – А что это у нас сегодня с Тонькой? Сюда шла, встретила на улице, лица на ней нет, шарахнулась от меня как от зачумлённой. Приболела, что ли? – Кому и знать, как ни тебе, – ответила Маша, передавая пакет с хлебом. – Она нам сегодня всё утро жаловалась, что, дескать, ты её ни за что ни про что в жабу превратила. – Зачем превращать, она жаба и есть. Ты её, конечно, пожалела? – Ой, никто бы не пожалел. Вредная она, Тонька-то, и, наверно, нет уже человека на деревне, кому бы она гадостей не наговорила. Вот только скажи, как это у тебя получается: раз – и вместо Тоньки жаба? – Но я её только сейчас видела – во всей красе, не скажу, что в здравом уме... – Понимаешь, какое дело… Прихожу я утром лавку открывать, а на крыльце сидит жаба. Большая, коричневая, пузо жёлтое. Глаза выпучила на меня. А я их с детства боюсь. Махнула я ее метёлкой, которой двор возле лавки подметаю, она с крыльца-то свалилась, об землю ударилась, смотрю, а это Тонька. Встаёт она с земли, спину потирает, а глаза таращит, ну точь-в-точь жаба давешняя. Я ей: «Тонь, да что это с тобой?» А она принялась вопить, полдеревни сбежалось на её визг. А она визжит, слюной брызжет, не разобрать, чего хочет. Еле-еле добились: говорит, зашла к тебе за солью, а ты, дескать, её обругала да в жабу превратила. – За солью, ага… приходила, как всегда, подглядывать да подслушивать. А насчёт жабы… Ты что, Тоньку не знаешь? Ей лишь бы болтать. – Да как же, я ж сама видела – была жаба, стала Тонька! – Да показалось тебе, чего же ещё. Ты сама подумай, уж если бы я её превращала, она бы по сю пору прыгала да квакала. – Твоя правда! Совсем, значит, сбрендила баба… Ида пожала плечами, повернулась и пошла домой. Но на душе у неё было неспокойно. Из головы не выходило ночное происшествие. Чем грозилась обитательница зеркала? Насколько сильна она, насколько опасна? Придя домой, Ида решила снова подняться на чердак, поискать там подсказку. Как сказала бабушка? «Ищи в доме». Прошлый раз она нашла на чердаке именно то, о чём в шутку сказала вслух. Ну что же, надо попробовать… Открыла дверь, постояла немного, привыкая к чердачному сумраку. Подошла к старому письменному столу. Немного подумала и сказала: – А в этом столе в среднем ящике лежит подсказка, где же мне найти то, что я ищу. Выдвинула ящик, заглянула. Он был пуст, только круглое маленькое зеркальце, такие раньше лежали в новых дамских сумочках. Опять зеркало… Что, неужели это намёк на зеркало в чулане? Нет, вряд ли.. То зеркало старое, мутное, в нём и не видно-то ничего, а это новенькое, блестящее. Ида заглянула в зеркальце: «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи!» Из зеркала глянули на неё чёрные молодые глаза. «Ищи себя такую, какой ты себе снишься». Да где же мне тебя (себя?) найти? Хотя… Вчера же мне смеялась из зеркала эта девчонка. И Ведьма из зеркала говорила про молодое отражение. Ида огляделась. Нет, не было на чердаке зеркал. Но не может же быть то зеркало из чулана! Значит, надо искать в доме. И найти прежде, чем до него доберётся Ведьма-из-зеркала. Она и сама ведьма, Старая Ведьма! Так, Ида это знала, за глаза называли её в деревне, да и отражение подтверждало безжалостно: да, старая, да, далеко не красавица, а прямо скажем – ведьма… Ида усмехнулась. Вот уж никогда не чувствовала себя старой. Спросили бы неожиданно: сколько тебе лет? Ответила бы не раздумывая – четырнадцать… Почему-то именно четырнадцатилетней чувствовала она себя глубоко в душе. Потому так обидно было сознавать, что прошло, пролетело, проскакало её время, и нет пути назад, и остались только сны, сны в Ведьмином доме. 7 Легко сказать – найти в доме! А если дом завален старым хламом, запущен и не прибран столько лет, что и не сосчитать? Ида пользовалась двумя комнатами и кухонькой, а в остальные три даже не заходила с тех пор, как поселилась здесь. Что ж, придётся навести там порядок… Но только не сегодня! – Морген, морген, нур нихт хойте[3]… – пропела она тихонько старый немецкий стишок. Бабушка всегда так говорила, когда маленькая Ида ленилась убрать перед сном игрушки и ныла: «Ну бабуля, ну я завтра всё уберу!» Ну морген, так морген! А сегодня пойдём погуляем. Раз уж искать нужно в доме, то погуляем просто так, а погулять здесь можно только по лесу – не по деревне же! До темноты ещё далеко, можно зайти подальше, всё равно, хочешь-не-хочешь, а тропинка приведёт в конце обратно к дому. Ида шла по лесу, не переставая удивляться, что каждый раз он открывался ей по-разному: прошлый раз тропинка привела через хилые заросли молодых ёлок и берёзок на старое лесное кладбище, а сегодня вокруг поднимались к небу сосны-великаны. «Наверно, это и называется «корабельный лес», – подумала Ида. И неожиданно оказалась перед невысоким покосившимся деревянным забором, когда-то тёмно-зелёным, а сейчас почти серым. За забором виднелись какие-то постройки, полускрытые тонкими берёзками, ивами и кустарником. Видно было, что этот подлесок совсем молод и вырос на месте большой поляны, поля, словом, большого открытого пространства. Ида пошла вдоль забора и вскоре увидела остатки ворот, а за ними что-то смутно напоминающее широкую аллею. Она заросла травой, но ещё можно было угадать ровные ряды когда-то подстриженного, а теперь разросшегося кустарника, очертания обложенных белёным кирпичом клумб, на которых кое-где виднелись цветущие среди буйно разросшихся сорняков мальвы, хосты и ещё какие-то садовые цветы, их названия Ида не помнила. Она пошла по аллее, оглядываясь по сторонам. По бокам попадались остатки невысоких одинаковых одноэтажных построек, сейчас полуразвалившихся, без окон и крыш. Аллея привела к большой круглой площадке, посреди которой торчал длинный шест. – Да это же заброшенный пионерский лагерь, – внезапно поняла Ида. – Вот линейка, а это и не шест, а флагшток. Здесь по утрам под звуки горна поднимался алый флаг… Она решила осмотреть свою находку – просто так, от нечего делать. Судя по тому, как буйно разрослись деревья и травы, здесь давно уже никто не бывал. Одноэтажные деревянные дачки – по одной на отряд – были почти разрушены, но не людьми, а, как показалось Иде, временем. Балки и доски сгнили, незакрытые оконные рамы почернели от солнца и дождей. Они хлопали на ветру, и стёкла осыпались, устилая землю вдоль стен подобно осенним листьям. Из любопытства Ида рискнула зайти в одну из дачек, которая показалась ей покрепче остальных. Осторожно ступая по рассохшимся половицам, то и дело ожидая под ногой предательского треска прогнившего дерева и боясь провалиться, Ида шла по коридору, заглядывая в распахнутые двери спален. Мебель стояла на местах, даже кровати были аккуратно застелены, только всё было покрыто пылью и паутиной. Паутина повсюду – в углах, в дверных проёмах, на потолке. Кое-где, там, где балки окончательно сгнили и крыша провалилась, сквозь дыры в полу выросли деревца. И странно было видеть торчащие из проломанного пола стволы молодых берёзок. «Удивительно, – подумала Ида, – если судить по состоянию домиков, то тут прошло очень много лет, за это время должен был бы вырасти настоящий лес, а деревца довольно молодые». Она вернулась на аллею и пошла к кирпичному зданию, видневшемуся за линейкой. Очевидно, это была столовая или клуб. Площадку перед зданием украшали остатки гипсовых фигур: горнист, барабанщик, знаменосец, футболист… У горниста была отбита левая рука и кисть правой, но ржавая арматура на месте осыпавшихся пальцев крепко сжимала гипсовый горн. Барабанщик лишился головы, а у знаменосца отсутствовала середина туловища. От футболиста остались только ноги и мяч. Остальные фигуры были не лучше. Ида не стала задерживаться и по широкой лестнице вошла в здание. Она попала в просторный вестибюль, откуда большие стеклянные двери вели в левое и правое крыло дома. Слева, несомненно, была столовая. Сквозь двери виднелись ряды столов, уставленных посудой, плакаты на стенах призывали мыть руки перед едой и беречь «хлеб – наше богатство». Даже из вестибюля было видно, что в столовой то же сочетание идеального порядка и крайней заброшенности. За правой дверью виднелся длинный коридор со множеством дверей по обе стороны. Это показалось Иде более интересным, и она повернула направо. Заглянув в первые две двери, поняла, что не ошиблась: в правом крыле располагался клуб. В комнатах были разные кружки: рукоделие, судомодельный, даже художественная студия. Вся обстановка и принадлежности на месте, всё в полном порядке, ничего не разбросано, только пыль и паутина повсюду. Вот библиотека, несколько рядов стеллажей с книгами. Страницы, пожелтевшие и высохшие, ломались и рассыпались в пыль, когда Ида к ним прикасалась. А ведь судя по годам выпуска, это были отнюдь не букинистические издания. Ида вышла из библиотеки с тяжёлым чувством близкого несчастья. Место ей всё больше и больше не нравилось. Она уже совсем собралась уйти и вернуться на свою тропинку, как вдруг заметила в конце коридора большое зеркало. Подойдя поближе, поняла, что это не зеркало вовсе, а проём, ведущий в другой коридор. Он точь-в-точь напоминал тот, по которому Ида шла, поэтому сначала она и приняла его за зеркало. Ида удивилась, что в таком, относительно небольшом, здании поместился такой длинный коридор, и шагнула вперёд. Уже перенося ногу через порог, она поняла, что делать этого не следовало… Конечно, не надо было так долго сидеть в библиотеке. Тем более что книга, которую она читала, о какой-то старухе, бродящей по заброшенному дому, была довольно скучной. Вышла во двор и услышала, как горнист сыграл отбой. «Спать, спать по палатам, пионерам-октябрятам...» – протрубил горн. Вот незадача! Получается, что она пропустила и вечернюю линейку, и отбой. Ох и нагорит же ей от вожатой Антонины! Она такая злющая и всегда придирается. Пожалуй, ещё заставит полы мыть в коридоре корпуса. Может, удастся проскользнуть потихоньку? Все окна дачки, где помещался их второй отряд были тёмные, светилось только окно вожатской. Может, попробовать через окно? Нет, окно их палаты, как назло, закрыто. Ладно, попробуем рискнуть и войти через дверь. На пути попался большой рыжий кот. Свой роскошный пушистый хвост он нёс с таким достоинством, что нельзя было не остановиться и не погладить кота. «Не ходи», – сказал кот. Послышалось? Шагнула к двери. «Стой!» – сказал кот. Не спеша, время от времени оглядываясь через плечо, он двинулся вдоль стены, прижимаясь к земле. Очевидно, это было приглашение идти за ним. Удивилась, но последовала за котом, стараясь ступать бесшумно, так же, как он, и пригибаясь пониже, чтоб не было видно из окон. Кот замер под открытым освещённым окном вожатской. Подошла ближе. «Не шевелись и слушай», – сказал кот. – Ну и где?.. – спросил тихий полузнакомый голос. – Сейчас придёт, – ответил голос Антонины-вожатой. – Куда ей деваться? Отбой сыграли, сейчас прибежит! А вход один – через дверь, окна я все закрыла. – Может, выйдем, посмотрим? – Не надо. Испугается. Она, конечно, ничего не помнит, но мало ли… «Уходим», – сказал кот, быстро и бесшумно метнулся в сторону. Они бежали по аллее к воротам и слышали, как где-то позади скрипнула, открываясь, дверь. «Не оборачивайся», – сказал кот. Проскользнули через приоткрытую калитку, та бесшумно закрылась за ними, слега щёлкнула, опускаясь, щеколда. «Ида», – сказал кот и потёрся об ноги. Ну, конечно, Ида!!! Господи, что она здесь делает? Что это было? Но раздумывать, наверно, не стоило. Кот бежал по тропинке в сторону дома, Ида побежала за ним. Она с удивлением поняла, что по эту сторону забора было ещё совсем светло. Что за наваждение случилось у неё? Ладно, в этом можно будет разобраться и в другое время, потому что она вспомнила: второй голос был голосом Ведьмы-из-зеркала. Вслед за котом Ида вбежала в дом – так и есть! Сундук отодвинут, замок открыт, дверь в чулан нараспашку. Но зеркало – вот оно! Подошла осторожно сбоку, спросила: – Ну что? Не вышло? После непродолжительного молчания знакомый голос ответил: – Ничего! В следующий раз. «Я тебе покажу следующий раз!» – подумала Ида. Осторожно нагнувшись, подобрала с пола кусок брезента и накинула его на зеркало. Что теперь делать? Разбить проклятое зеркало на кусочки? «Не надо... – промурлыкал Кот. – Не надо». И правда: если подумать, сколько кусочков – столько зеркал, кто его знает, не умножит ли это и Ведьмины возможности. А та шипела и ругалась в занавешенном зеркале. Ида подумала немного и вдруг нашла выход настолько простой, что непонятно было, как она сразу не догадалась. – Посиди немножко в темноте, я сейчас! Быстро зашла в кладовку, сняла со стены старое зеркало. Оно было такое же, как то, в чулане, только в немного лучшем состоянии, поэтому Ида и оставила его висеть на стене, а не убрала в чулан. Теперь оно могло сослужить ей хорошую службу, навсегда избавив от Ведьмы-в-зеркале. Вернувшись в чулан, Ида прижала своё зеркало к ведьминому – стекло к стеклу – и быстрым рывком выдернула брезент. Ведьма завизжала: – Что ты сделала? Что это? Что?.. – голос превратился в вой и затих где-то вдалеке. – Счастливого пути! – пробормотала Ида. – Погуляй-ка по зеркальному коридору без конца… Она взяла скотч и старательно обмотала сложенные зеркала так, что между витками скотча не осталось ни малейшего зазора. Славная получилась ловушка, получше той, которую они с Тонькой соорудили для неё. Кстати о Тоньке, что с ней теперь делать? А вот и она, легка на помине. Тонька с кочергой в руках стояла в дверях и, судя по всему, была настроена очень решительно. – Убирайся отсюда подобру-поздорову, – сказала Ида. – Или опять в жабы захотела? – Да не боюсь я тебя, старая ведьма, – сказала Тонька и шагнула ближе. – Слабое у тебя колдовство, к утру и рассыплется. А вот я сейчас выпущу твою пленницу на волю, и тебе уже никто не поможет. Взмахнув кочергой, Тонька шагнула вперёд. «В крысу!!!» – закричал Кот. – Крысой ты была, крысой и станешь, – быстро сказала Ида. Кочерга упала на пол. Серое существо метнулось к двери, мелькнул длинный крысиный хвост. – МЯЯЯЯЯЯУ! – раздался боевой клич Кота – и он исчез вслед за крысой. Назавтра деревня гудела, как мухи над навозной кучей. Возле Тонькиного дома, на самом крыльце, нашли её бездыханное тело со следами когтей и зубов какого-то огромного зверя. Бывалые люди утверждали, что по размеру они похожи на тигриные, но откуда в деревне мог взяться тигр, никто объяснить не мог. У Иды, конечно, была своя версия, ведь если Кот настиг крысу и придушил её, то утром, когда колдовство, как и говорила Тонька, потеряло силу, крыса снова стала Тонькой, а следы кошачьих укусов на крысиной шкуре тоже стали больше… вот вам и тигр! Но распространяться на эту тему она не стала. Спелёнутые скотчем зеркала были зарыты в погребе и засыпаны старым хламом. На эту операцию был потрачен целый день, не так-то легко вырыть достаточно большую и глубокую яму, а после засыпать, заровнять и утрамбовать землю. Вечером у колодца Ида поинтересовалась у местных кумушек, не было ли в округе когда-нибудь пионерского лагеря, но никто о таком и не слышал. Сама же Ида отнюдь не горела желанием туда возвращаться, хотя в лагере и осталось много не осмотренного. Кот спал, свернувшись калачом на Идиной подушке, и всем своим видом давал понять, что говорящих котов в природе не бывает. Ида усмехнулась про себя, но тревожить Кота не стала. Принесла себе другую подушку и вскоре заснула. Ей снился пионерский лагерь. Но не заброшенный, утопающий в жуткой тишине, а наполненный весёлым смехом и звонкими голосами. И это был совсем другой лагерь, лагерь из её детства. 8 Утром, едва открыв глаза, Ида вспомнила, что сегодня собиралась осмотреть запертые комнаты, и вдруг поняла, что ей не просто не хочется это делать, а что она боится идти туда. Посмеялась над собственным страхом, но осадок остался. Всё утро находила разные предлоги, чтоб оттянуть визит, но, в конце концов, домашние дела иссякли. Пришлось идти. Кот увязался следом. Путался в ногах, обметая их хвостом, тёрся и мурлыкал. Так и пошли вдвоём. За всё время, прожитое в этом странном месте, Ида как-то не удосужилась осмотреть весь дом, ей хватало двух комнат и кухни, а в другую половину дома она даже не заходила. Первая комната оказалась заперта, но ключ висел на гвоздике у двери. Зачем в таком случае вообще запирать дверь? Ключ повернулся легко, Ида открыла дверь, на всякий случай придерживая её за ручку. КОМНАТА БЫЛА ПУСТА. Совершенно пустая комната… Ида взглянула на Кота: Кот выгнул спину и шипел, глядя вперёд. Ида снова посмотрела в комнату. Она по-прежнему была пуста, только слегка дрожал над полом воздух, как бывает в жаркий день. Дрожал и как бы начинал закручиваться в спираль. В лицо слегка пахнуло холодным ветерком… это было даже приятно, но запах! Ида инстинктивным движением захлопнула дверь и повернула ключ. Сильный удар сотряс, кажется, весь дом. Что-то билось о дверь с той стороны. Это было так, будто бы в комнате бушевала буря и сильный порывистый ветер – ураган! – ударял в дверь, стремясь снести со своего пути это хилое препятствие и лететь дальше. Иде стало жутко, но, посмотрев на Кота, она увидела, что тот спокойно вылизывается, сидя спиной к двери, всем своим видом выражая абсолютное равнодушие. Так вот значит как… Комната была заперта от того, что внутри. Интересно, что это было? Ида вспомнила запах, донесшийся до неё вмести с ветерком и содрогнулась – это был запах сырой земли, тления, плесени… запах смерти. Нет, то, что она ищет, явно находилось не здесь! Вторая дверь была заперта не ключом, только на крючок, словно бы просто для порядка. Ида осторожно откинула крючок, приоткрыла дверь… Комната как комната. Заставлена какими-то вещами, большое квадратное окно за лёгкой пропылившейся занавеской. Сквозь занавеску светило солнце. Кот не проявлял признаков беспокойства, и Ида спокойно вошла внутрь. Прошлась по комнате, разглядывая мебель. Ничего особенного. Стол, пара стульев у стены. Диван с потёртой кожаной обивкой. Буфет, заставленный пыльной посудой. Какие-то полки… Чемоданы. Ида подошла к окну и отдёрнула занавеску. Интересно, куда выходит это окно? За окном был сад. Кусты сирени мокли под дождём. «Странно, – подумала Ида. – Когда я открыла дверь, в окно светило солнце». Она отошла от окна и стала просматривать вещи на полках. Кастрюльки-сковородки, чайники-кофейники… Ничего интересного. Случайно взглянув в окно, увидела, что пейзаж изменился. Теперь это был город. Мощёные улочки, старинные дома, огромное тенистое дерево за низким заборчиком. Ну и ну… Ида замерла, разглядывая незнакомый город за окном, и вдруг дерево медленно начало смещаться вправо, статичная картинка двинулась, постепенно набирая скорость, – и вот за окном замелькали дома, деревья, люди… Город сменился цветущими полями, потом на горизонте появились горы, а вместо полей потянулась однообразная пустыня, промелькнуло бедное селение из домиков, обмазанных глиной, снова зазеленели луга, потом начался сосновый дремучий лес… За окном проходили города и посёлки, леса и пустыни, поля и горы. И так без конца. Это было похоже, как если бы она смотрела из окна поезда. У Иды даже слегка закружилась голова, и она взялась рукой за раму, чтобы не упасть. И уже мерещился стук колёс по рельсам, и даже послышался голос проводницы, предлагавшей чай. Мяукнул Кот, которому надоела её неподвижность, и Ида вздрогнула, словно проснувшись. – Пойдём отсюда, – сказала она Коту, – что мы с тобой, кино никогда не видели, что ли? Подумаешь! Она задёрнула занавеску на окне, а выходя, прикрыла дверь и опустила крючок. Перед последней дверью Ида остановилась. А не хватит ли с неё на сегодня? Она чувствовала такую усталость, будто весь день таскала воду из колодца. Глаза просто сами закрывались. «Ладно, – решила Ида, – оставим дальнейшие поиски на завтра, а сейчас – спать!» Кот не возражал. Вернувшись к себе, с удивлением заметила, что уже сумерки. Сколько же она простояла у того окна? И неизвестно, сколько бы ещё стояла, если б не Кот. Не многовато ли стало ловушек в последнее время? Может быть, это потому что она приблизилась к выходу? Размышляя об этом, Ида разобрала постель и легла. Кот по обыкновению свернулся в ногах, мурлыкнул и уснул. Проснулась она резко, как от толчка. Сквозь приоткрытую дверь увидела, что в кухне горит свет. Надо же, так устала, что забыла погасить. Встала с неприятным чувством тревоги, тихо ступая босиком по прохладному полу, пошла в кухню. В дверях кухни стоял Кот, выгнув спину, и фыркал. Нагнулась, чтоб погладить и успокоить Кота – и проснулась. Увидела, что в кухне горит свет. Подивилась совпадению, встала, предчувствуя неладное, пошла на кухню – в дверях, выгнув спину, стоял Кот. Что это, опять?.. Проснулась. И снова свет на кухне и фыркающий кот на пороге… И снова проснулась… Этот повторяющийся кошмар в кошмаре и невозможность отличить сон от яви напугали её ещё больше. Лежала, не открывая глаз, боясь снова увидеть в дверном проёме свет из кухни, от всей души желая проснуться не во сне, а по-настоящему. Захотела пить, подумала: «Значит, не сплю». Открыла глаза, боязливо покосилась в сторону двери: темно! Включила свет, попила воды. Надо бы поспать, но страшно, что опять приснится дурацкий повторяющийся сон про сон… Подумала немного, достала из комода баночку. Там оставался один сон, что-то Кот давно на охоту не ходил… Сон был нелепый, какой-то квадратный и плоский, ему, наверно, было скучно одному, поэтому он вертелся во все стороны, подпрыгивал и ударялся углами о стенки коробочки. Ида разболтала его в чашке с водой и выпила. Когда глотала не до конца растворившийся в воде сон, он умудрился слегка поцарапать ей горло. «Что такое «не везёт», и как с этим бороться?» – вспомнила Ида дурацкую фразу откуда-то из детства – и заснула. …Ей снилась Ведьма-из-зеркала. Во сне Ида совсем её не боялась, даже было интересно. Наяву она не видела Ведьму, только слышала её голос, но сейчас сразу её узнала. Ведьма-из-зеркала сидела возле кровати и смотрела на неё. Но Ида почему-то никак не могла рассмотреть её лицо, хотя в комнате было довольно светло. – Ну как тебе понравились запертые комнаты? – спросила Ведьма. – А что это было? Ну, в пустой комнате? – А ты разве не поняла? Смерть это была. Тот, кто строил дом, запер её там и заклятье наложил. Потому здесь никто и не умирает. Потому и чудеса здесь случаются. А выпустила бы ты её, и всё здесь стало бы, как везде, и ты бы тут осталась навсегда… до самой смерти. – Но ведь Тонька… – Это совсем другое дело. Тут колдовство сработало. Да и кто тебе сказал, что она умерла? Ну нашли на крыльце тело её, котом твоим погрызенное… А кто хоронил её? А ведь и правда, не было же похорон. Поговорили, поужасались – и забыли. Словно и не было никакой Тоньки. – А куда же она делась? – А кто её знает? Мало разве мест колдовских… Здесь пропала – там объявилась. Ещё попьёт чужой кровушки! А ты что – жалеть её вздумала? – Что мне её жалеть… Она ж меня не жалела. А с тобой что будет? – А я уже далеко! Вот пришла с тобой поговорить, а так и не вернулась бы сюда. Ты, сама того не желая, помогла мне, силу мою удвоила. Вернуться сюда не могу, а дорогу отсюда ты мне открыла. Только не проси. Не расскажу я тебе про ту дорогу. – А вторая комната, с окном? – Это которая едет, не сходя с места? Ну ты могла открыть окошко-то, да и выпрыгнуть, как с поезда соскочить. Вот что с тобой дальше было бы – того сказать не могу, сама не знаю. Тут уж всё от твоего везения бы зависело. Могла бы и совсем пропасть… – А что в последней? – А этого и подавно не знаю, там я не была. Да хоть бы и была… только от тебя зависит, что ты там увидишь. Они помолчали. А потом Ида спросила: – Ты сказала, что пришла поговорить со мной. О чём? – Понимаешь, – ответила Ведьма, – ты хоть и не хотела того, но помогла мне. А опыт мне подсказывает, что неблагодарные кончают плохо. Потому хочу дать тебе совет: помни, здесь всё может быть не таким, как кажется на первый взгляд. Помнишь, что случилось с тобой в пионерском лагере? А ведь я и не колдовала, всё получилось само собой, стоило нам с Тонькой оказаться там. – Спасибо, – сказала Ида задумчиво, – я не забуду. – Вот и хорошо, – сказала Ведьма, – значит мы в расчёте. Она начала исчезать, и Ида поняла, что Ведьмин сон вот-вот прервётся, а это не сулило ей ничего хорошего. Первое и главное условие, когда смотришь чужой сон – надо проснуться раньше сновидца, иначе можешь растаять вместе со сном. Сделала отчаянное усилие – и проснулась. Рядом с её подушкой мирно посапывал Кот. За окном начинало светлеть. Ида хотела уже вставать, но не заметила, как уснула снова. 9 Ей было лет пять, не больше, и её любимой книгой был «Волшебник изумрудного города». Эту книгу она могла читать и слушать бесконечно, и все взрослые, которые на свою беду оказывались в пределах досягаемости, были обречены читать вслух эту волшебную книгу. Было лето, начало июля, и жили они на даче. Только что прошёл её день рожденья, и в числе прочих подарков она получила красивые новые сандалеты – ярко-жёлтые, со стальными застёжками-пряжками. Вот именно в связи с этими сандалетами ей и пришла в голову гениальная идея. У Элли были серебряные башмачки с золотыми пряжками, которые могли перенести свою хозяйку куда угодно, хоть в Волшебной стране, хоть за её пределами, надо было только стукнуть каблуком о каблук, назвать место и сделать три шага. Серебряные с золотыми пряжками… А у неё такие замечательные жёлтые – ну прям золотые, и пряжки на них, ну почти серебряные… У Элли были серебряные с золотыми пряжками, и они перенесли ее в Канзас из Волшебной страны, а у неё наоборот – золотые с серебряными пряжками, значит, они могут перенести её в обратную сторону – с дачи в Волшебную страну! И вот, надев свои новые сандалетки, она отправилась в укромный, самый дальний, угол сада. Ударила каблуком о каблук и сказала: «Отнесите меня в Волшебную Страну!» Осталось сделать три шага, и дело в шляпе, то есть она – в Стране Гудвина!.. И тут она испугалась… А вдруг они, как у Элли, потеряются по дороге? А вдруг они не смогут перенести её обратно, и она так и останется в Волшебной Стране? А как же бабушка? Она ведь ей не сказала, куда собралась. И как она там будет одна? У неё ведь даже Тотошки нет! А если ещё один людоед? А если она там заблудится? Одним словом, благоразумие – увы! – взяло верх над желанием чуда. Она быстренько сняла сандалеты и босиком побежала домой. Дома потихоньку засунула их за шкаф, просто на всякий случай: ведь каблуком-то о каблук она стукнула и место назвала, значит, вот сейчас три шага в волшебных сандалетках – и она там!.. Ида проснулась. Что такое ей снилось? Она никак не могла вспомнить, от сна в памяти осталась только сожаление об упущенной возможности. Что же это было? Нет, не вспомнить! Что же, на сегодня у неё осталось единственное важное дело: последняя комната. Кот куда-то ушёл. А ей так не хотелось идти одной. Но, в конце концов, что она, маленькая, что ли? Что-то в этой фразе зацепило её. Маленькая… Да, ей снилось что-то про детство… Детство и упущенная возможность. Ерунда какая-то! Ида тряхнула головой. Что зря мучиться, надо будет – вспомнится! Итак, последняя комната! Ида вошла в знакомый коридор с тремя запертыми дверями и подошла к последней, выкрашенной ярко-синей краской. Потянула ручку… и поняла – двери не было! То, что она принимала за дверь, было просто нарисовано на стене, и к нарисованной двери привинчена настоящая дверная ручка. Зачем?.. Ида подумала, прикинула в уме план дома. Получалось, что третья комната одной стеной граничит с кладовкой. Зашла в кладовку, включила свет. Так и есть: вот эта стена должна быть общей с третьей комнатой. Что у нас здесь? Полки… полки… ага! Вот вешалка со всяким старьём… долой! Нашла! Вот она, дверь в третью комнату – ни ручки, ни замка. Но если взять старую кочергу и поддеть… Вот щёлочка… теперь просунуть туда кочергу и потянуть… дверь заскрипела и открылась. Перед Идой была третья комната. Тоже пустая, только все стены увешаны зеркалами. Это было похоже на «Комнату смеха», где кривые зеркала отражали и искажали каждого, смотрящего в них. Там в одном зеркале человек выглядел длинным и худым, в другом коротеньким и толстым, как шар, в третьем скалил зубы пучеглазый длинноносый уродец. Только эти зеркала не искажали облик, нет! В каждом из них Ида без труда узнавала себя, но… Возраст отражений был разным. В одном зеркале Ида видела себя пионеркой, в другом – студенткой, в третьем отражалась женщина лет сорока- сорока пяти с проседью в чёрных волосах. Но везде была она, Ида. Это были ЕЁ отражения, и они вели себя так, как полагалось отражениям: повторяли каждый её жест, каждую перемену выражения лица. И самое странное, что ни в одном зеркале не отражалась комната, в которой они находились. Окружение Идиных зеркальных близнецов как нельзя более соответствовало облику отражений: класс, аудитория, рабочий кабинет… Ида узнавала всё – это был её класс, аудитория, в которой она слушала лекции в институте, сад, который она растила, улицы, по которым ходила… Может быть, это и имела в виду бабушка, когда говорила «ищи себя»? Может быть, это и есть путь, по которому можно уйти отсюда и вернуться… куда? Ну, допустим, что эти зеркала дают выбор, и можно вернуться в любой момент своей жизни – нужно только выбрать. Ида подошла поближе к одному из зеркал, чтоб получше разглядеть, её отражение тоже шагнуло ей навстречу. И вдруг она почувствовала, что зеркало притягивает её, затягивает в свою глубину. Ида отпрянула от зеркала, ей удалось резким усилием преодолеть его притяжение, вырваться, но рывок был так силён, что она не удержалась на ногах и села на пол. Конечно, хорошо вернуться в свою молодость, но принуждения она не терпела никогда! Нет, выбор она сделает сама, если захочет, потому что теперь она совсем не уверена, что эти зеркала помогут ей уйти отсюда. Возможно, это просто новая западня, каких так много в этом странном месте. А она-то сама тоже хороша, ведь уже попалась один раз в похожую ловушку, когда в заброшенном пионерском лагере вошла в зеркало, думая, что входит в дверь. Тогда её спас Кот, но теперь Кота рядом не было, надо было выбираться отсюда. А как же бабушка говорила… Стоп! Бабушка говорила: «Ищи себя такую, какой ты себе снишься». Какой снишься, а не какой отражаешься в зеркале! Так, об этом стоит подумать. Но не сейчас. Ида осторожно отходила к двери, стараясь не приближаться ни к одному из зеркал, а её бесчисленные отражения тоже пятились от неё в глубину своих классов, кабинетов, комнат, садов… Ида отступала, пока не упёрлась в стену, протянула руку, нашарила за спиной дверную ручку. Повернула, толкнула… Дверь отворилась, и Ида буквально вывалилась из комнаты. Захлопнула дверь, перевела дух. Ей показалось, что она услышала смешок Ведьмы-из-зеркала. Ну, конечно, опять она! И нечего было врать, что не может сюда вернуться, и что не была в третьей комнате. А ведь она была там, конечно же, была – и попалась в одно из зеркал, как муха в паутину. Но где же, в таком случае, искать выход? И снова Ида спросила себя: а КУДА она хочет уйти? Или как у Гребенщикова: «Главное – прочь, а там всё равно»? Но ведь ей не всё равно, иначе бы она не стала сопротивляться силе, которая затягивала её в зеркало. – Ну что, нашла выход? – насмешливо прозвучал голос Ведьмы-из-зеркала. – Пока не знаю, – ответила Ида, – выход или не выход… Ты-то что скажешь? Скажи мне, ты отсюда в зеркало попала? – Да не в зеркало! Я, как ты, хотела вернуться назад, только не понимала, что в какой самый счастливый день не вернись, он опять пройдёт! И молодость пройдёт, и жизнь опять пролетит – не заметишь, и тогда я поняла, что сделала большую глупость, уйдя отсюда, только вот вернуться сюда сложнее, чем отсюда выбраться. В нашем обычном мире не так-то просто расхаживать по зеркалам, вот я и думала, что, получив твоё отражение, снова окажусь здесь, среди чудес. Ах, как я там тосковала по чудесам! Только и могла, что через своё зеркало сюда заглядывать. А ты его ещё в чулан оттащила. Ох, и разозлилась я на тебя! Но ты же мне путь и открыла. Ладно, теперь ты сама должна думать. Некогда мне с тобой. Голос смолк. Ида ещё постояла, прислушиваясь, но было тихо, только пищал над ухом надоедливый комар. Она снова задвинула дверь вешалкой, погасила свет и вышла из кладовки. Надо подумать. Весь вечер не могла заставить себя заняться делами, всё валилось из рук. Голова была занята одним: и что же теперь делать? Ничего не придумала, пошла в кладовку, открыла дверь, подставила старый стул, чтоб не захлопнулась. Взяла табуретку, села и стала смотреть в зеркала. И правда, в зеркалах были собраны самые счастливые дни её жизни. Значит, она прямо сейчас может вернуться в любой? И пережить его снова? И этот день, и все, которые будут за ним… Всё равно как книгу любимую перечитать… Как только это сравнение пришло ей на ум, она вдруг совершенно ясно вспомнила свой давешний сон. Надо же, как совпало! Только что ей хотел сказать тот сон? Проснулась она в тоске о несбывшемся чуде, об упущенной возможности… но ведь это только сон! Ну ладно, на сегодня хватит, отложим все решения на завтра. Ида вернулась к себе. Зажгла свет и уже собиралась поставить чайник, но её отвлекло возвращение Кота. После целого дня охоты он пришёл важный, с добычей в зубах. Иде сначала показалось, что он принёс сразу двух больших мышей, держа их за хвосты, и только приглядевшись, поняла: это были не мыши! Кот держал за ремешки две новенькие ярко-жёлтые сандалетки. Положил добычу к ногам хозяйки и вопросительно на неё посмотрел. Хвалить будешь? – Кот! – воскликнула Ида. – Что это ты мне притащил? Неужели те самые, из моего сна? Она схватила маленькие сандалики, хотела примерить, увы, они налезли только на кончики пальцев… но что это? Неожиданно они оказались ей как раз впору. Ида звонко рассмеялась: она увидела себя в зеркале – черноволосую девчонку в смешных жёлтых сандалиях с металлическими пряжками. Кот тёрся об её ноги и мурлыкал. Ида взяла Кота на руки, крепко прижала к себе, потом шагнула вперёд: раз… два… три… Комната завертелась у неё перед глазами, словно сильный вихрь подхватил их с Котом, закрутил и понёс – навстречу чудесам. Ида только успела заметить, как дёрнулась и двинулась вперёд большая стрелка нарисованных на стене часов.
|
