|
Светлана Пикус
Чашка
Он сказал:
Ты – ночь…
Она вслед:
Ты – солнце.
Он в мечтах:
Луна…
Вновь она:
Ты – день ясный.
Совсем раннее утро. Ещё до
рассвета. В квартире темно, лишь свет уличных фонарей не даёт полной
невидимости предметам, населяющим комнаты. За кухонным окном бледно желтеют клёны,
окутанные утренним туманом. Влажный асфальт, влажные листья, на аккуратных
клумбах повявшие бурые головки астр. Небо серым чехлом висит на крышах домов
напротив, слегка поднимаясь, следуя стрелкам часов.
У окна тепло. В тонкой батистовой
сорочке, босыми ступнями на деревянном полу стоит простоволосая фигурка, следит
за движениями ветра в предрассветном дворе. Гнутся молодые опавшие рябины,
качается забытый мяч на детской площадке…
Любимый дом, любимый двор. Он
мучает своей ненасытной любовью, путает мысли, не отпускает. Находит тысячи
причин, чтобы остановить, поменять решение, подрезать крылья.
Сила сопротивления почти на
исходе. Нина разворачивается в направлении брошенного на постели вязаного
пледа. Ложится. Нос в подушку. Колени к груди. Необъяснимая территория
комфорта. Секунды несутся. Толчок. Ясность. Словно кто-то невидимый расчистил
серую пыль и вдохнул тёплое солнце. Бегом в душ. Наконец закрыт собранный
накануне чемодан.
Знакомая дорога в аэропорт. Вдоль
разведённых мостов, по длинной набережной, меняющей своё название. По
притаившемуся городу, полному снов. Комедий и трагедий. Драм. Лучистых
связанных сердец.
Противоречивые мысли вновь
пытаются укусить, но калитка прикрыта.
Это всё город.
Сила гранита. Золотое сияние
куполов. Жёлтый, охра, голубой. Случайно или намеренно цвета Питера?
Царственность в небеса. Мудрость
с благословения Вселенной. Сильный город для сильных отчаянных людей.
Что же такое сила?
Сила воли, сила духа. Мечты.
Первой встречи. Расставания…
Понять, принять, взять, отдать.
Суметь полюбить, суметь отказаться от любви.
Одно понятно. Сила сильна, когда
внутри есть близкий человек, сила – защита, сила – оберег. Сила слабеет, уходит
в одиночестве, одиночеству она не нужна, она обиженно спит. Сила растёт в
милосердном деянии, в заботе, в искренней любви. Любовь даёт невероятную,
бесконечную силу. Словно клетки производят во сто крат больше энергии. Энергии
светлой, чистой, нерукотворной. А ещё надежда. И вера… В жизнь.
***
Аэропорт – это дружба. Разных
лиц, разных сословий. Все перемешались в одной точке. Mix. Шейкер.
Встречи-пересечения глаз, откровенные разговоры абсолютных незнакомцев. Кофе,
сэндвичи, круассаны одинаковы для всех. У каждого своё время. Час, два, три…
После, в зависимости от расписания, аэропортовцы выпрыгивают из этой точки
единства, каждый за своим блюдом, будь то домашнее или любопытно-туристическое.
Но всё же она была, эта точка смешения тонких тел. Усреднение. Некий
человеческий баланс в малом замкнутом пространстве. Аэропорт украл главную идею
греков – идею Олимпийских игр. В этом мире – мир.
Перед взлётом раздают сосульки.
Кисло-сладкие. Любимое лакомство детей, стариков и пассажиров авиалайнеров. За
спиной девушка повторяет молитву. Стюардесса-красавица инструктирует по
безопасности. Дети. Детям интересно всё. Какая скорость взлёта, зачем прячутся
шасси, какова толща облаков, через которые придётся пробираться самолёту, чтобы
достичь необходимой высоты, согласно выделенному коридору-маршруту. Взгляд Нины
– на крыло, на цветные осенние берёзы. В них смешаны краски лета и ожидание
белого снега. А ей туда, где ещё долго-долго тепло.
Кончик крыла направлен вверх.
Перпендикуляр между землёй и небом. Красно-белая стрела. Всего несколько минут
– и стрела прокалывает густые облака, и длинные крылья неспешно парят в
открытом небесном океане. Слегка поворачиваясь, наклоняясь, издавая разные
звуки. Убаюкивают.
***
Этот уже другой вечерний аэропорт
встретил утомлёнными остатками тепла, мягкого, прохладно-ветреного. Жаркий день
прикрывал глаза.
Долгая дорога к морю в сумерках
пестреет от обилия только что созревших мандаринов в жёлто-зелёной кожуре,
гранатов, бесконечных садов, упакованных яблоками и сливами. Горным
серпантином, покрытым зелёными иголками кедров, спускается к морю. На поворотах
мелькает синька воды, и Нине порою кажется, что там внизу не открытое море, а
огромное озеро, окружённое лесистыми горами, а между гор, в самом центре,
скалистый остров вырос из воды стражем-защитником крошечной вилладж,
приютившейся в глубине долины, рассекающей горы поперёк живописной бухты.
Не так давно долина была покрыта
апельсиновыми садами. От самого берега моря цвели оранжевые деревья. Яркие
вызревавшие плоды прятали несколько мощёных улочек с белыми известняковыми
домами и домашнюю мечеть. Сейчас эти скромные улочки, прижатые к горам, скрыты
туристической застройкой. И всё же, пусть теперь уже не такая тихая, долина
сохранила своё очарование. Прозрачность морской воды, швейцарский пейзаж, петушиные
распевы.
Вход в вилладж отворяет
архитектурный фонтан на широкой каменной стене. Сверху донизу в стену вживлены
раковины. Словно лестница со ступеньками или лабиринт-кроссворд. Когда-то по
раковинам струилась вода. Переменами, эмоциями, разговорами, слезами… Течением
жизни. Старые дома где-то полуразрушены, где-то отреставрированы. Ставни,
лавочки, кашпо разных форм и размеров у белоснежных ступенек выкрашены в
синеву. Во дворах отдельной постройкой стоят большие печи, смешные, венчающиеся
красными рогами. Печи давно используются не по назначению. Где-то ремонтная,
где-то швейная мастерская.
Море, небо, дома, облака. Всё
вокруг синее и белое.
В центре, вернее, там, где
когда-то был центр, намоленная сила, глубоко корнями живёт древний чинар.
Седой, широкий, богатырской наружности. Быть может, посажен в эпоху Византии
добрым человеком, быть может, раньше. Священное могучее дерево, с густой
разбросанной кроной, спасающей от зноя изящно вырезанной листвой, нежно-зелёным
стволом. С возрастом вбирает в себя пространство и становится всё шире, шире,
до необхватности. Ветхая верхушка давно срезана, большие дупла по всему стволу
приютили крылатые тела птиц, а ветви-правнуки, пра-пра-правнуки зеленеют, тянут
прародителя и род свой радостно к небу. Такая дивная мощь единства многих
поколений.
***
Быстрое заселение в любимый
отель. Молниеносно надет купальник. Торопливые шаги к позднему лунному морю. На
зависть недоумевающих англичан, голландцев, бельгийцев заплыв до буйков и
обратно, отдав всю себя воде и приняв её благодарную любовь. Обнимаясь,
целуясь, крича всё, что только придёт в голову, очень-очень соскучившись.
Поужинать и спать. До лиловой
зари.
Утро нового дня выдалось
пасмурным. Серые взбитые облака на высоком небе юга. Всю ночь штормило. Шумные
волны отвлекали от крепкого сна даже после утомительной дороги. Тепло и влажно.
Хлопкового кардигана вполне достаточно, чтобы укутаться и пойти по вымощенной
десятикилометровой набережной от гор до гор в сопровождении утренних запахов,
разгуливающих кукарекающих птичьих семейств, нежного рассвета. Навстречу новому
молодому улыбающемуся солнцу.
По утрам набережная не пустует.
Активные отдыхающие ходят, бегают, объезжают бухту на велосипедах. Глоток
воздуха и здоровья для утомлённых городской безумно-беспокойной жизнью
отпускников. Кусочек гор, пальм, трав.
После прогулки утреннее купание.
Раннее море тихое, ещё не разбуженное окончательно. Прозрачное. Косяки мальков
неспешно снуют туда-суда среди замерших кустистых водорослей. Девственный
прибрежный песок тронут лишь лёгкими следами ночных птиц. Все в ожидании
многоголосия. Вне вдохов и выдохов. На остановке дыхания.
За купанием завтрак натуральными
йогуртами, сырами, сахарным арбузом, мёдом, медленно ползущим по пчелиным
сотам, воздушными булочками с разными вареньями: айвовым, клубничным,
черешневым, виноградным… На краю стола долгая чашка, незаметно наполняемая
заботливой рукой, чёрного кофе с тёплым молоком вперемешку с исписанными
блокнотными страницами, книгами… Студенческая привычка просиживать за чашкой
кофе с книгами неистребима, это уже сложившийся генотип для последующих
поколений. Кофе каким-то удивительным, одним ему известным методом,
способствует усвоению материала.
Кофе. Это такая мягкая сладость
со сливочной текстурой жёлтых плодов с плантаций Бразилии. Винный, с острой
кислинкой, пряный аромат с Кенийского дождливого экватора. Сложный
фруктово-ягодный вкус от частных ферм Сулавеси Индонезийского края, глубоко
чтящих свои традиции. Бархатный, нежный, с ароматом жасмина и экзотических
фруктов, самый высокогорный в мире кофе Ямайки из больших деревянных бочек.
Шоколадные зёрна можно ругать,
находить в них ненужность, неполезность, затем снова реабилитировать. Пить – не
пить… Любить – не любить… У Нины всегда было оправдание в пользу пить и
бесконечно любить.
После велосипедный тур по узким
улочкам, волосами путаясь в фиолетовых, рыжих, сливовых цветах, периодически
останавливаясь у яблочных россыпей. Дорожки между домами черны от осыпающихся
разбросанных оливок, над заборами на ветвях гранаты ярче солнца. Яркая палитра
на фоне белоснежности известняка, выцветающего октябрьского неба. И хочется
отдаться этим красным гранатам, смолистой хвое, щипучей соли в бархате воды.
Впечататься.
Это – счастье. И хочется ходить и
говорить об этом счастье всем, направо и налево, вверх и вниз. Кричать, кричать
о том, как же здорово, что есть возможность замкнуться в этой уютной роскоши и
растянуть во времени прекрасные мгновения. На семь новых солнц, семь утренних
долгих чашек кофе, семь входов в предрассветное море.
***
Белоснежная фарфоровая
окружность. Чистая замкнутая лента с фотографическим офортом, выполненным
кофейным песком. Старая-старая мудрость. Искусство увидеть, прочувствовать,
почитать шоколадно-белый рисунок. Живопись, наполненная символами, образами,
картинами прошлого, настоящего, будущего. Сродни холстам примитивистов,
абстракционистов, футуристов.
Стоял август того-другого лета.
Нина сидела в открытом
деревенском кафе за простым деревянным столом у смолистого кедра, что рос на
холме, повисшем над узкой полосой желтого пляжа. Вечернее море тихо отдыхало.
Отдыхало и солнце. Только запахи становились всё более пряными, собрав в себе
жар, шум, эмоции минувшего дня.
Разрисованная синевой маленькая
чашка стояла перевёрнутой на блюдце. Остывала кофейная гуща. Это ритуал.
Восточный кофе недостаточно просто пить маленькими глотками вприкуску с ледяной
чистой водой, хочется повоображать, посозерцать над густым остатком. Вместе с
морем окунуться в застывший мотив внутри белой окружности. Поразмышлять.
Черноглазая пожилая женщина с
густыми вьющимися волосами сидела в уютном плетёном кресле на цветастой подушке
и тоже созерцала над вечной водой, ждала звёзд и луны, ждала воспоминаний. Губы
проговаривали слова и фразы, на глади полной луны ресницы рисовали огненное
танго.
Азартно-пытливое,
заинтересованное состояние Нины отвлекало её от себя, от себя в прошлом. Она
стала наблюдать за девушкой, её сомнительным для европейки намерением. Глубокие
эмоции заставили включиться. Ей захотелось поговорить с белокурой молодостью
языком чашки, поделиться тем искусством, которое знала с детства.
Не отпуская взглядом море,
женщина неспешно поднялась, прошла между столами и мягкой рукой с изысканным
морщинистым рисунком коснулась донышка чашки. Остывший фарфор. Пришло время
перевернуть. Глубокие оливковые глаза сосредоточенно взглянули внутрь.
Остановились. Расплылись теплом. Внимательно прошлись по кругу. Поднялись в озёрные
глаза Нины.
Что там?
Два сердца. Одно здесь, у моря.
Другое там, вдали, где родина.
Там… Да, там всё понятно. Родные
люди. Дружная семья.
Что здесь? Здесь солнце. Бриз и
море. И, вероятно, что два сердца означают два любимых места? Две силы, что
дают дышать и жить.
Два сердца – две наполненные чаши
водой из родников. Имперско-северного и солнечно-солёного.
Два сердца. Как понимать? Быть
может – две дороги? Что то пересекаются, то сходятся-расходятся, то
параллельны…
Да нет. Два сердца. Пламенных и
чистых. Две плоти. Нежных, добрых, сильных. С любовью в вечности. Заботятся и
ждут.
Трезвучие? Аккорд?..
Посчитав разговор исчерпанным,
черноглазая колдунья нырнула в ночь, оставив логическую часть ума Нины в
абсолютной растерянности.
***
Он ждал.
Изредка писал, боясь оказаться
навязчивым и отверженным. Ждал всю весну, всё знойное лето. Посылал снимки
моря, ярких цветов, густых кедровых гор, необжитых островов. Заманивал. Ночная
работа способствовала размышлениям, тихие разговоры со звёздами вселяли
надежду. Время то бежало, то останавливалось передохнуть, как задумчивый вечер,
как её быстрые стопы.
Сильная тонкая мужская плоть
изредка может рыдать в одиночестве, но если она знает и чувствует, если сердце
зовёт и зовёт, укорачивая невидимую нить, если руки ждут, губы ждут, глаза не
устают фотографически воспроизводить образ того мимолётного оригинала тенью на
листве, на каменной стене, в белого вина бокале – всё случится.
Тогда случилось всё молниеносно.
Пара ничего не значащих фраз. Обмен сетевыми именами. Две чашки кофе за одним
столом под нависшей круглощёкой луной.
Образ Нины ошеломил его. Он
увидел в ней женщину, не похожую на других, иную, существовавшую лишь в
воображении. Он увидел в ней и ребёнка, и сумасшедшее существо, и
очаровательного серьёзного независимого человека противоположного пола. Вдруг
быстрая. Потом тихая, как ветер, как маленькая птица, летящая ввысь, к недосягаемой
свободе. Бабочка-принцесса с глазами цвета моря. Он увидел в ней себя.
Милая бабочка улетела.
Он ждал.
***
Лето – это персиковое настроение.
Бархат. Яркая сочная сладость. Оранжевая мягкость в воздушности. Весёлые
панамки, соломенные шляпки, горячие пятки, бронзовая обнажённость, едва
прикрытая горошками, полосками, цветами. Беззаботное, откровенное, безусловное.
Октябрь любит неслышные шаги
вдоль шумного прибоя, с остановками, ловя ладонями пену игривой волны, пальцами
созревшие пальмовые плоды. Нет желания прятаться в воде – зноя нет. Нет желания
неистово крутить педали водных велосипедов, тренировать серфинг, виндсерфинг,
парасайлинг. Октябрь любит сочные свежие яблоки и уют.
Вечерами море сверкает алмазами,
порхающими по поверхности огоньками, покорными велению необъятной водной
стихии.
Вечер желает встречи. Пересечения
этого нынешнего года. Осеннего. Как у поэтов.
Сильный любящий мужчина всегда
знает, что делает. Он никогда не говорит: «Может быть». Он говорит: «Тебе будет
хорошо со мной. Попробуй». Это – магнит.
То была не встреча. То была
прогулка близких родственников. Со знаком равенства. Глаза, тактильные
ощущения, эмоции. Тождественность. Одновременная температура.
Прогулки.
По старой вилладж, пытаясь
обхватить чинар в четыре руки. По средневековой крепости с музейными
сокровищами. Среди эллинских ваз, античных скульптур без рук, без ног.
Кружения у воды. Карабканья по
скалам. Чтоб свысока полюбоваться яхтами, мчащими катерами, рыбацкими
раскрашенными лодками и рыбаками в них: рыбаки то гребут активно вёслами, то
задумчиво сидят с удочками, то, лёжа на спине, отражают небо в зрачках.
Поискать сияние Кассиопеи. Послушать хор цикад, а в перерывах тишину безветрия.
Он рассказывал.
Есть город. Между морем и горами.
Один из полководцев Александра Македонского построил его и назвал
Антиохия-на-Оронте. В те давние времена по реке Оронте шли караваны торговых
кораблей, а вокруг расцветали плодородные земли. Город рос и хорошел. В Римскую
эпоху продолжал развиваться и слыл одним из крупнейших городов империи. Мощёная
плитами из мрамора длинная главная улица, вдоль неё фонтаны, бассейны для
купания. Театры, дворцы и виллы богатых жителей. Почти в каждом доме –
водопровод. Именно Антиохия стала благодатной почвой для распространения
христианства. До наших дней в горной пещере на окраине города сохранилась
христианская церковь Святого Петра. Сегодня здесь музей. Но раз в год в день
Святых Петра и Павла проходит служба, на которую собираются христиане всех конфессий.
Место паломничества.
Богатство, прекрасный климат,
удобное расположение города на путях торговых приводило к осадам и захватам в
разные времена. Крестоносцы, сельджуки, мамлюки. Затем надолго город вошёл в
состав Османской империи с новым названием Антакья. Так называется он и сейчас.
Мечети, православная церковь, католический храм, синагога. Ещё не так давно
говорящая на разных языках детвора на улицах. Мирное сосуществование среди
апельсиновых садов.
Узкие улочки Антакьи сохранили
безглянцевую прелесть былых времён. Кое-где стоят старые дома и особняки,
изгибаясь фасадами вслед изгибам кривых улиц. Археологический музей Антакьи
бережно хранит бесценную коллекцию античных мозаик римского и византийского
периодов, некогда украшавших виллы и дворцы богатых горожан. Недалеко от
Антакьи проходит знаменитый шёлковый путь.
Антакья славится своими
натуральными шелками, гранатовым соусом, мылом из листа лавра. А ещё прекрасной
кухней. Всевозможные овощные блюда, тушёные, маринованные, на гриле, интересные
закуски, необычное сочетание блюд с цитрусовыми, специи, травы. Ну, и конечно
же, десерты. Самый незабываемый – кюнефе. Рецепт прост: тонко нарезанное тесто
фило заворачиваем в ломтик свежего мягкого сыра, затем пропитываем в сахарном
сиропе, посыпаем измельчёнными грецкими орехами и – в духовку или тандыр. Мёдом
тает во рту.
Нина слушала и погружалась туда,
где мозаики, словно сама складывала картины. Луну и солнце. Любовь и цветы.
Сердце не убыстряло свой ритм. Сердце таяло. Десертом.
Антакья – его город. Он похож на
аэропорт. И так хочется, чтобы он был близнецом аэропорта. Среди хлопковых
долин, плодовых садов, перелётных аистов, в шторм и зной. Древний город Мир.
Север и юг, запад и восток – это
наш мир. Мир дружбы, любви, счастья. И пусть два сердца как две дороги. И пусть
аккорд красивый, сильный. Пусть встречи. Расставания. Пересечения, которые
помогают стать лучше.
Нина ощущала такую наполненность,
которую страшно расплескать, которой не хочется делиться, эгоистично закрыть на
замок дверь своей комнаты и быть с этим.
В октябре над Антакьей летят
аисты. Словно ангелы. Белыми крыльями укрывают небо. Здесь коридор миграции.
Летят на зимовку в Африку. Туда, где тепло и пища. Из года в год по одному и
тому же маршруту. Не отклоняясь, не сбиваясь с пути. В памяти заложена генетическая
информация, программа передвижения. При передвижении ориентируются на звёзды, Солнце
и Луну, очертания гор, шум водопадов, магнитное поле Земли. Иногда
останавливаются передохнуть, если ориентир сбит, если вдруг тучи или новолуние.
Белые, чистые, верные.
Бабочка улетела.
Он уехал в свой город. С надеждой
на новую встречу. В другое время. В другом месте. А может и там же… Не изменяя
маршрута.
|
