|
Евгения Мелемина
Застава
Система обогрева снова сломалась.
Холод быстро выстудил каменные залы старого замка. Покрылись инеем растянутые на
полу шкуры, ветхие гобелены трепетали от стылого ветра, пробиравшегося сквозь
узкие бойницы окон. От пола тянуло могильной сыростью вперемежку с гнилостным
запахом древних шерстяных ковров.
Пришлось разводить огонь в камине.
Мёрзлые дрова занимались неохотно, дымили и чадили – дым хватал за лёгкие
колючей рукой.
Во дворе замка медленно покрывался
защитной плёнкой сторожевой клипер. В снегу к нему была протоптана узкая
тропинка. На боку клипера красовалась алая молния, разбивающая в щепы зелёный
развесистый дуб.
От нечего делать Тери маякнул
посудине, посмотрел на экран сканера – всё тихо, всё в норме… И отошёл от
окна.
Баст возился с распределительным
щитом, вделанным в стену: для того чтобы установить систему жизнеобеспечения,
пришлось разворотить немало стен. За одной из них Тери нашёл узкую комнату, от
пола до потолка забитую черепами. Черепа вросли друг в друга, образовав
башни-гусеницы.
Баст повертел в руках один из
черепов.
– Не антрополог я, – задумчиво
сказал он. – Тебе не кажется, что его владелец был редкостным уродом?
– Кажется, – согласился Тери,
забирая череп. – Ах, чёрт!
Длинный зазубренный клык черепа
заблестел алым.
– Зацепился…
Тери продезинфицировал
располосованный почти до кости палец санитарным раствором из баков клипера.
– Самурайский меч, – сказал он,
разглядывая рану. – Как он такие зубы во рту-то держал? Он же сам себе башку
откусил бы.
– Да может, так и было, – пожал
плечами Баст. – Тела-то нигде нет…
Череп он приспособил под гайки,
болты и прочую рабочую мелочь.
Огонь в камине разгорелся. Потянуло
славной сосновой смолой и жарким малинником. Баст притащил из клипера упаковки с
мясной нарезкой и большую бутылку розового спирта.
– Согреемся, – пояснил он,
устраиваясь в чудовищных размеров кресле, бархатном, на драконьих гнутых
ножках.
Тери сел на пол рядом с ним,
положил руку на его колено и тут же получил свою долю – жестяную мятую кружку со
спиртом и тонкий розовый мясной ломтик. В мечущихся оранжевых бликах глаза Баста
стали сатанинскими – выгорели в лаву. Он сосредоточенно кусал мясо вместе с
пальцами – задумался.
Тери тоже разомлел. Спирт грел
изнутри, камин – снаружи, и даже противное старческое шарканье призраков уже не
раздражало.
Утром нужно будет откопать клипер –
снега намело пропасть, и всё вьюжит, воет…
– Что с обогревом? – спросил
Тери.
– Провода какая-то мелочь грызет, –
сказал Баст. – Чёртовы сказки, перестрелять их и дело с концом. А то сидим тут…
Пограничники.
Стрелять по сказкам было
категорически запрещено. Приказ – не выпускать за территорию заповедника, в
случае пересечения границы – ловить и тащить обратно на своем горбу. В клипере –
нельзя. С техникой сказки взаимодействовали плохо. Пугались, бормотали
по-своему, отчего их било током, а механизмы выходили из строя.
Тери вспомнил – прошлой весной два
дня тралили с Бастом мелкое лесное озерцо. Вода в озерце была ледяная, мутная,
как дрянной чай. На дне колыхались липкие ленты водорослей. А сверху жарило
весеннее маленькое солнышко.
Баст матерился сквозь зубы, путаясь
в сетях. Тери наживлял всё новые грузики на крючья и вконец изодрал себе пальцы.
Кровь сочилась по рукам вперемешку с потом.
– Гранату бы, – шипел Баст. –
Всплывёт кверху брюхом, как миленькая.
В Басте крепко сидело военное
прошлое. Пилот боевых «игл», спец по ведению боевых действий на планетах
анти-класса, просто умница во всём, что касалось техники… Тяжёлое увечье загнало
его на мирную пограничную службу – биопротез толком не прижился, Баст хромал.
– Это у меня мясо такое, – объяснил
Баст неудачу медиков. – Никаких железок принимать не хочет.
Было ему двадцать четыре года.
Тери он сначала воспринял с долей
презрения:
– Никогда ничего хорошего от
сказочников-романтиков не видел, – прямо заявил он, но позже смягчился. – Ладно,
хрен с тобой, фантазируй, изучай... Стрелять умеешь?
Тери умел. Иначе и быть не могло –
предметы изучения часто порывались исследователей то сожрать, то ещё
чего-нибудь. Взять тех же сказок – что они такое, чёрт разберёт… Может, придётся
и стрелять.
Русалку они вытащили на третий
день. Перепачканную тиной, разевающую толстогубый рот, запеленали в мокрые
тряпки и оттащили назад, в реку.
– Как вылезла-то? – недоумевал
Баст, разглядывая её жирненький чешуйчатый хвост. – На руках?
Тери сделал пару снимков, и русалку
отпустили.
– Гудастая, – сказал Баст позже. –
Слушай, нам отпуск полагается вообще? А то дождутся они смешения рас и
цивилизаций, мать их за ногу.
Тери хмыкнул и рассказал Басту
байку про Сиреневого Отшельника. Парень, космолётчик, пять лет мотался между
двумя планетами – с одной руду, с другой порожняком за рудой. На одной – десяток
шахтёров, на другой – десяток утилизаторов. И все мужики, хоть ты тресни. И всё
летал мимо малютки Сиреневой. Была такая планетка… да почему была – есть. Смысл
планетки таков – она твоё желание выполняет, а ты там сидишь, как проклятый, и
никто не вытянет – техника глохнет и бьётся в клочья, телепортаторы доставляют
то ногу, то руку, но никак не целую тушку.
– И? – заинтересовался Баст.
– Ну он и ляпнул – хочу бабу,
наконец-то! Свернул к Сиреневой.
– До сих пор сидит?
– И шлёт радиосигналы – уроды-гады,
изобретите хоть что-нибудь, заберите меня отсюда.
– А что там… – Баст задумался. –
Магнитные поля?
– В пределах нормы.
– Потрясающе, – мрачно
констатировал Баст.
Тери знал множество космических
баек – память у него была отличная. Рассказами скрашивал долгие зимние и
чернильные летние вечера. Развлекал Баста, на которого порой находила
хандра.
Каждый вечер клипер сканировал
границы заповедника и обычно рапортовал – всё в порядке. В порядке – это значит,
сказки сидят по своим норам и не рыпаются. Иногда казалось, что охраняют и
стерегут обычную пустоту… тихий и спокойный лесной массив.
Казалось – но это было неправдой.
Сказки то и дело напоминали о том, что ведут активную насыщенную жизнь.
В июле Тери нашёл в поросшем
вереском овраге труп сказки. Пахло разлитым мёдом, воздух дрожал от жары, но
труп был чистеньким и свеженьким, как хрустальный.
Тери перевернул его и увидел
закушенные в мученической агонии губы, покрытые засохшими капельками оранжевой
крови. Из-под длинных ресниц блестела ещё влажная полоска зелёных глаз.
– Ух ты, – с уважением сказал Тери.
– Баст.
Баст моментально отозвался в
закреплённом за ухом передатчике.
– Что там?
– Парень-сказка, – сказал Тери,
переминаясь с ноги на ногу – горячая трава жгла даже через тяжёлые ботинки. –
Пять стрел между лопатками. Не тухлый.
– Ему есть чем гордиться. Сейчас
буду.
Баст вынырнул из кустов орешника
уже через пятнадцать минут, остановился возле трупа.
– Допрыгался, – неодобрительно
сказал он. – Глянь.
Тери посмотрел. В вересковом мареве
валялся плетёный колчан с разорванным ремнём.
– Пустой, – сказал Баст. – Патроны
кончились… А так, может, отмахался бы…
Он присел на корточки, рассматривая
погибшего лучника.
– Красивый, – не удержался Тери.
– Да, – согласился Баст. – Это ж
какие у них тогда бабы? Поднимай. На вскрытие.
Вскрытие показало – вместо сердца у
парня был прозрачный алмаз величиной с кулак. Сосуды держали его в мягком
мешочке. В желудке нашлась трава и что-то, похожее на яблоки. Мозг играл на
солнце зеленоватыми оболочками.
Тери ещё раз с сожалением осмотрел
красивое точёное лицо лучника.
– Сказка.
– Алмаз давай сюда, – сказал Баст.
– В бурильную установку его. Давно пора колодец во дворе выкопать…
…Словно бурильной установкой вбило
в сустав левой руки тупую долгую боль. Андрей положил карандаш на стол и подышал
на запястье. За всю свою жизнь он третий раз писал на листе бумаги рукой – и
впервые – левой. Он сменил руку и подписал свой листок: «Практикум по осмыслению
различий в работе правого и левого полушарий мозга. Андрей Синицкий. Группа
№324КИ».
И сдал листок профессору, который
мельком пробежался глазами по написанному – такие криво исписанные листочки он
видел тысячный, наверное, раз.
– Ну, – сказал профессор, – будем
считать, что разницу усвоил.
Андрей подхватил со своего стола
прозрачную пластиковую папку и двинулся к выходу, пытаясь вспомнить, что дальше
– инженерка или квантовая…
За ним в бело-синий коридор
вывалился взъерошенный и явно раздражённый рыжий гений Валентин.
– Зачем? – вопросил Валентин. –
Зачем нам, космоинженерам все эти игры с воображением? Только время зря
тратим…
– Гений, – сказал Андрей, – а что
ты будешь делать, если у тебя на неведомой планетке окажется запертым тип,
ежедневно взывающий о помощи? А телепорт – ну никак… при вполне себе стабильной
материи.
– Такого быть не может, – тут же
отозвался рыжий гений.
– А вдруг, – сказал Андрей,
переложил прозрачную папку в левую руку и шагнул в распахнувший услужливую пасть
лифт.
|
