|
Алла Пархоменко
Лунный цикл «от неё»
2. поднялась с постели и, не просыпаясь, побрела в ванную. что-то нарушило её сон. по ногам стекала, разжижаясь, его сперма, кожу спины стягивал липко подсыхающий его пот. споткнувшись об тазик с засохшим гипсовым раствором (в доме триста лет вёлся ремонт), задержалась рукой за включатель. яркий свет прогнал сон. из зеркала на неё смотрели любимые глаза. молча она пошла в кухню, взяла кулинарные ножницы и вернулась в ванную. приложив небольшое усилие, вспорола грудную клетку и развернула рёберные части в стороны, как жилет. «посмотри, – обратилась она к любимым глазам, наблюдавшим за ней, – это – сердце. оно бьётся в ритмичных конвульсиях, перекачивая твоё имя и насыщая им кровь для жизни, принадлежащей тебе. это – лёгкие. они наполняются водородом, который ты выдыхаешь, и превращают его в кислород для того, чтобы можно было дышать тобой. это – печень. она сжимается от боли, когда не слышит твоего голоса, а все остальные голоса она выводит вместе с желчью, чтобы ничего не мешало проникнуть любимым звукам, если вдруг они появятся. это…» – стало холодно ступням на кафельном полу. она взяла полотенце и, туго затянувшись им, вернулась в постель. полотенце пропитывалось горячей красной жижей. «ты купалась?» – спросил он. «да», – ответила она, ещё туже затягивая полотенце. в тело вонзился столб. она зажмурила глаза и сжала зубы: «это лишь несколько минут. искупаюсь еще раз».
7. она не почувствовала боли от иглы, вонзившейся в вену. подчиняясь команде анестезиолога, начала считать: раз, два, трииии, че-ты... – потолок поплыл, веки, будто налившись свинцом, сомкнулись.
вдруг резкая вспышка ударила по глазам. перед ней, как в панорамном кино, открылась небольшая поляна. на краю иссякшего и обросшего кустарниками карьера, среди ярко-зелёной травы, цветов и солнечного света бегали две девочки. белые платьица с прозрачными воздушными бантами были как будто продолжением их длинных белых кудряшек. девочкам-близняшкам было лет по пять. нежнейший возраст, в котором всех любишь и все любят тебя уже только за то, что ты рождён. девочки подпрыгивали, догоняя и стараясь поймать разноцветных бабочек, которые летали хитрыми зигзагами, ускользая от маленьких ручонок. она заметила появление огромной бабочки, которая сразу привлекла внимание малышек своими яркими крылышками. они помчались за порхающей игрушкой, и вдруг ужас охватил её, было очевидно, что бабочка летит в сторону обрыва. лицо исказилось криком…
но новая вспышка прервала неминуемое очередной живой картиной: молодёжное шумное застолье. компания студентов-однокурсников собралась по случаю дня рождения одного из них. веселье исчерпало темы, но подогретый всеобщим вниманием и алкоголем именинник желал продолжения. вышли во двор посмотреть подарок зажиточных родителей. у подъезда стоял новенький «жигулёнок». «а поедем кататься!» – взвизгнула от восторга наиболее развеселившаяся из компании. в салон втиснулись все, прижимаясь и усаживаясь друг другу на колени. среди них и две юные девушки-близняшки. была пора, переходящая из осени в зиму. гололёд и тяжёлый ночной туман.
…в больнице доктор, не говоря ни слова, вручил ей клочок бумаги. «заключение, – прочла она, держа его дрожащими руками, – черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью».
вспышка! опять вспышка развернула экран. в порту, на причале, у трапа огромного парохода она провожала в долгожданный круиз два молодых семейства. они не могли не привлечь внимания других пассажиров своей необычностью. молодые мамы, похожие, как две капли воды, держали под руки, будто боясь перепутать, мужей-близнецов. их дочки бегали вокруг, подпрыгивая, смеясь и гримасничая друг перед дружкой, словно в зеркальном отражении. прощальные поцелуи, последние объятия, на причале – лишь провожающие. пароход медленной серой глыбой отошёл от берега, разворачиваясь и подставляя под солнечные лучи отдраенные борта. чётко отрисованные буквы названия легко читались на расстоянии. «адмирал нахимов», – произнесла она вслух.
ненавистная вспышка внезапно провалилась в чёрную дыру, проникая тупой бесконечной болью в низ живота. тошнота комом подкатила к горлу и заставила склониться с больничной койки. её вырвало. боль, причинённая средневековыми инструментами пыток, необходимыми для проведения незначительных операций, не позволяла закрыть глаза. слёзы стекали, щекоча виски и теряясь в волосах. к ней подошла сестричка. подавая стакан жидкого чая, изрекла: «у вас была бы двойня». повернув голову, она уткнулась взглядом в ободранную стену. «они и так были обречены», – прошептала еле слышно, успокаивая себя и словно перед кем-то оправдываясь.
9. заявление о разводе уже вторую неделю лежало у неё в кармане. решила, что даст его мужу сегодня утром, перед работой, чтобы не было времени для объяснений. в течение дня он прочтёт и на первую волну вопросов найдёт ответы сам, а об остальном они поговорят вечером. она вошла на кухню. степан уже завтракал, тупо устремив взгляд в экран подвешенного под потолком никогда не выключающегося телевизора.
«вымогатели больше суток пытали столичного бизнесмена, требуя за него выкуп в триста тысяч долларов».
он доедал густо политые сметаной голубцы, привезённые от мамы, запивая их кислым молоком недельной давности и прикусывая чесноком. не наевшись, достал из холодильника готовые куриные окорочка и поставил в микроволновку.
«арестованные в харькове руководители кредитного союза задолжали вкладчикам около тридцати двух миллионов гривен».
подогретую курятину, приправленную майонезом, съел, громко пережёвывая косточки и закатывая глаза. закончив с окорочками, намазал батон маслом, выдавил из пакетика остатки майонеза, добавил кетчуп, лук и тоже съел. заметив её, он, наконец, открыл рот не ради забрасывания туда пищи,
«в киев привезли чудотворную почаевскую икону божьей матери».
– доброе утро, кицуня. вот решил чайку попить. но ты приготовь что-то перекусить, а то мне сегодня за руль, а после вчерашнего перебора изо рта штыняет.
она порезала на сковородку сало и выбила четыре яйца. как была съедена яичница, она не заметила.
– я бы что-то съел, голубка моя, – обратился к ней денис, открывая консервную банку с бычками в томате.
«в следующем году количество голодающих в мире превысит миллиард человек».
пока она готовила рыбу, иван, вымакав жестянку хлебом и сделав из неё трубочку, всасывал молоко из трёхлитрового баллона.
– ты уже делала себе сочок, любимая, я тебе ситечко помыл, ты видела? – спросил он, звонко отрыгивая и вытирая затёкшее в бороду молоко тыльной стороной ладони.
«сегодня будет предано земле тело народного артиста ссср муслима магомаева. гроб доставили в столицу азейбарджана вчера специальным авиарейсом».
– я поджарила тебе рыбу, – ответила она.
– молодчинка ты моя, – похвалил её кузьма.
под хек были открыты банки кабачковой икры, маринованных огурцов, солёных грибов, аджики, консервированных перцев, перетёртого щавеля, лечо, а также джема, варенья, повидла и всего, что было в кладовке. щёки его порозовели, живот раздулся:
– я так люблю поесть, кукушечка моя, чем ты накормишь меня?
«рассчитайся карточкой приват-банка, проверь чек – выиграй один миллион гривен и свыше ста тысяч денежных призов!»
глаза игоря загорелись, когда она поставила на стол тушёную картошку, телятину под зелёным соусом, винегрет, гречку, отбивную свинину, макароны по-флотски, маринованную селёдку под шубой, салат-оливье, борщ, солянку, запечённую баранину, фаршированную утку, кровянку, печёночный паштет... муж пожирал всё подряд, громко сопя, шевеля ушами, тщательно вытирая хлебом и слизывая с тарелок остатки. при взгляде на его двигающиеся челюсти ей стало не по себе. еды в доме больше не было, магазины ещё закрыты. «сейчас он это съест и возьмётся за меня», - подумала она с ужасом.
«жизнь без псориаза. возможно ли это? сегодня – да! полная ликвидация псориатических проявлений «экопульс» кв-700».
вторую банку консервов с бычками он съел, уже не открывая, целиком. лицо и шея его покрылись багряными пятнами, голова поворачивалась вокруг туловища в поисках еды. он поднялся, осматривая кухню налитыми кровью глазами и примеряясь взглядом к каждому предмету. она уже была в прихожей, когда доедалась вторая табуретка. подхватив кота на руки, она мчалась через комнаты на балкон.
«ряд общественных организаций при участии обсе решили обучать украинских школьников толерантности. детей научат нормально воспринимать евреев и геев».
страшный треск разламываемого холодильника и чавканье догнали её и заставили пригнуться от страха. выскочив на балкон, она плотно прикрыла двери, присела и, обхватив затылок руками, прижала голову к коленям. немного придя в себя, начала думать, что это всё ей померещилось. две недели она ходила, как чумная, не зная, как подойти к мужу с объяснениями про развод. сдавали нервы, а тут – по работе неприятности, мама заболела, внука в ясли устроить, закончить ремонт, оплатить кредиты... это бред какой-то, подумала она, приподнимаясь над подоконником, чтобы заглянуть в квартиру.
«что касается аренды квартир, то цены, зафиксированные в «у.е.» в гривеневом эквиваленте, вырастут».
никита бродил по комнатам, с трудом передвигая ноги, живот его достиг неимоверных размеров, щёки раздулись, челюсти без конца шевелились, словно жернова, перемалывая буквально всё, что попадало в поле зрения. оцарапанными руками он трощил мебель, срывал ковры, гардины, бил зеркала, парадную посуду, рвал в клочья одежду, постельное бельё, обувь. разломленное и разорванное на куски, отправлял себе в рот, глотая целиком и испуская при этом тягучие слюни и шумное пыхтение. насыщение не приходило. «ласточка, любимая моя, дай что-нибудь поесть!!!» - орал семен нечеловеческим голосом.
«власти заявляют, что готовы «превратить в руины» территорию южной кореи, если сеул не прекратит «психологическую войну» против пхеньяна».
она прикрыла рукой перепуганного кота и зажмурилась, ограждая себя от этого воя и дьявольского зрелища. но картина перед глазами не исчезала, уже её воображение продолжало рисовать уничтожающее шествие мужа по квартире. вот он, подойдя к книжным полкам, принялся за освоение литературы. полки переворачивались и книги слетали с них пёстрыми птицами, впоследне раскрывая свои обложки. страницы за страницами уходили во взбесившееся чрево олега. литературные достояния человечества, бунин, телешов, булгаков, русская, украинская классика, зарубежная литература, детские истории и сказки, журналы и альбомы с лощёными страницами, разорванные надвое, исчезали, застревая переплётными нитками между зубов неожиданного почитателя.
«в последнее время активизировались слухи о возможном переходе жажи коэльо в «шахтёр». по неофициальным данным за лучш…»
доносившийся из кухни голос спортивного комментатора внезапно прервался. ещё некоторое время слышался треск, скрежет и звон, из окна сыпались искры от электрического замыкания. вдруг всё затихло. подождав минут пятнадцать, она опять поднялась на корточки, заглядывая в комнаты. неимоверно жуткое зрелище открылось перед её глазами. непередаваемый ужас сковал тело, не позволяя шевельнуться даже волосу на голове. посреди коридора, на линолеуме на четвереньках стоял роман. ноги уже перестали держать его, одной рукой он упирался в пол, а другой, ухватив кожу лица, оттягивал и запихивал в жующий оскал. именно сейчас пережёвывалось левое ухо, оскальпированный череп блестел розовыми разводами, волосы липкими клочьями разлетались в стороны, один глаз выпал из глазницы, лишившись века, и болтался, ударяясь то об щеку, то об нос. «господи, он жрёт сам себя!» – эта мысль пронзила мозг, тело обмякло, перед глазами закружили сверкающие звёздочки, сознание покинуло её. из соседнего окна доносились звуки телевизора:
«если у политика нет возможности наращивать собственный рейтинг, технологически эффективно вредить репутации оппонента. предвыборная кампания ещё не стартовала, но эксперты отмечают, что в украине участилось использование чёрных технологий».
она открыла глаза и, увидев над собой балкон верхнего этажа, поняла, что лежит на спине. сознание медленно возвращалось, восстанавливая в памяти утреннее событие. кот мирно спал у неё на животе, ветер задувал на балкон первые снежинки, которые, кружась, мягко опускались на её лицо холодными поцелуями. перед глазами ещё стояли жуткие картины, но она уже решила: как бы там ни было – надо идти, она может опоздать на работу. переступив балконный порог, зашла вовнутрь. квартира была совершенно пуста, от стен отбивались эхом её негромкие шаги. щепки, огрызки проводов, осколки стекла – всё это было разбросано по полу в совершенном беспорядке, со стен свисали ободранные обои и вырванные из гнёзд розетки. посреди коридора, в луже крови, с редкими и почти до корня стёртыми зубами на неё скалились челюсти дмитрия. она достала из кармана аккуратно сложенное заявление, разорвала в мелкие клочки и присыпала ими останки мужа. проблема, мучавшая её две недели, решилась неожиданно легко и сама собой. пожалуй, я сегодня не пойду на работу, – решила она, отправляясь лёгкой походкой покупать на рынке веник, моющие средства и все необходимое для того, чтобы можно было, наконец, закончить ремонт.
новости завершились прогнозом погоды. из окна зазвучала музыка.
11. пятый день вода была главным и единственным блюдом в её меню. катастрофически задерживали зарплату. из отрывков автобусных разговоров она слышала что-то об экономическом кризисе. но в политике ориентировалась слабо и не представляла, что какой-то экономический монстр может коснуться её скромной жизни. есть хотелось невыносимо. несколько бессонных ночей измотали её морально и физически. голод не давал глазам сомкнуться, а съедобные видения ночных провалов сводили спазмами пустой желудок. ночи были мучительными и заставляли лихорадочно метаться по постели. она уже знала точно, что призраки – это не обязательно люди. они являлись к ней в виде хрустящих ломтиков хлеба, густо смазанных маслом, украшенных сочными помидорами и яркой зеленью; запечённых перцев, фаршированных творогом и тмином; жёлтеньких толстеньких сегментов ароматного сыра в благородной плесени, и всего-всего, что можно было съесть. многотомный кулинарный пособник кружил над её кроватью и манил: протяни руку и открой рот.
денег не было. одалживать было не у кого. она горько улыбнулась и покачала головой, укоряя себя в том, как опрометчиво и бесхозяйственно распустила свои сбережения. лёжа на спине и глядя в потолок, погладила ущелье, которое образовалось на месте живота, будто успокаивая его. но ущелье отозвалось недовольным урчаньем. пить не хотелось. голод решила развлечь прогулкой.
на улице было свежо, и она зашла погреться в супермаркет. на входе неожиданно приятная картина открылась её глазам: молоденькие девушки в пёстрых униформах стояли за временными столиками и любезно предлагали отведать продукцию от различных рекламных компаний. боже мой, сколько же их было! ликёроводочный завод, масломолочные фермы, пекарни, областные колбасные цеха, а с ними соки, воды, кофе. еда подавалась для дегустации маленькими одноразовыми стаканчиками, с соломкой, без, на вилочках, на деревянных зубочистках, в тарелочках и на салфетках. йессс! она сняла пробу со всего! добрый глоток водки разогнал по жилам тепло и вселил оптимизм. мелкая, но многочисленная еда утолила голод и вернула интерес к жизни. она решила пройтись по магазину, отблагодарив его кругом почёта. горы продуктов, наполнявшие полки, ничуть не раздражали её. наоборот, радовали яркими красками, запахами, ассортиментом и изобилием. она уже мысленно выбирала то, что купит, когда выдадут заработанные деньги. её любимым отделом был рыбный. там стоял огромный аквариум, в котором жила рыба до превращения в блюдо, и можно было выбрать любую, какая понравится, самую живую, самую свежую. она любовалась огромным сомом. он лежал на дне, шевелил длинными усами и лениво раскачивал чёрной глянцевой спиной. он будет замечательно смотреться в жаровне, с запечённой корочкой, изогнутый полукольцом, в капельках масла и лимонного сока.
«красивые, правда же?» – отвлек её от вкусных мыслей приятный мягкий голос. она повернула голову и только теперь заметила стоявшую рядом женщину. худощавая и стройная, с длинными седыми волосами и светлым взглядом, женщина располагала к беседе.
«красивые, а вы любите рыбу?» – поинтересовалась она, поддерживая разговор. «да, но я её не ем, – ответила женщина, задумчиво проводя пальцем по стеклу вслед уплывающему пеленгасу. - какое то время у меня не было денег и пришлось недоедать. сначала было тяжело, но потом есть совсем перехотелось и пришло какое-то просветление. я перестала смотреть глазами хищника и увидела красоту животного мира. он имеет такое же право на жизнь, как и наш. я стала вегетарианкой. а вы едите рыбу?» вопрос застал её врасплох.
«я? нет. я не ем рыбу. у меня от неё аллергия», – ничего умнее в голову не пришло. женщина улыбнулась и больше ничего не сказала. Кажется, не поверила. они ещё постояли молча и разошлись в разные стороны.
16. она открыла окно, чтобы впустить в помещение прохладный утренний воздух. улица ещё не вышла из-под власти ночной темноты. в домах светились окна. печные трубы выпускали вертикальный дым, пророча морозный день. покатые крыши старых чердаков укрывал снег, пряча ржавчину в провалах бедности и равнодушия. на барельефных выступах фасадов, нарушая симметричность форм, теснились птицы мира, голуби, грея друг другу крылышки. в окне напротив появилась девушка в пёстром халате с распущенными длинными волосами. девушка раздвинула серые шторы в мутных узорах, полила из пластмассовой бутылки вазоны на подоконнике, открыла форточку и закурила.
телефонный звонок напомнил о начале рабочего дня. совещание. сметы. служебные записки. годовые планы. контракты. авария на объекте. опять служебные записки. встреча с подрядчиком. командировка. обед. акты выполненных работ. семинар. в медпункт – измерять давление. таблетки. совещание.
в кабинете стало прохладно и сумрачно. зимний вечер начинается рано. она подошла к окну, чтобы закрыть его. в доме напротив пожилая женщина в пёстром халате, с распущенными седыми волосами поливала из пластмассовой бутылки вазоны на подоконнике. выкурила сигарету, закрыла форточку и затянула серые шторы в мутных узорах.
она убрала в стол бумаги, заперла дверь кабинета и направилась по длинному коридору к выходу. рабочий день закончился.
18. огромная чугунная ванна медленно наполнялась водой. мягкие облака пара зависали в тесной комнате горячим туманом и стекали по белому кафелю, догоняющими друг друга, крупными слезами. коньяк, почти полный стакан, стоял на краю умывальника и, нагреваясь, соединялся ароматом с белыми клубами, насыщая их отдалённым запахом чернослива. она сидела на перевёрнутом ведре совсем голая. одежда валялась на полу, промокая налитые лужицы и меняясь в цвете от соприкосновения с водой. уперевшись локтями в острые колени, она крепко обнимала себя за плечи, пытаясь угомонить озноб. шумная струя, хлеща поверхность воды широкой плетью, мнила себя необузданной стихией, пузырясь, разбрызгиваясь и создавая лёгкое напоминание шторма. она взяла стакан и сделала глоток…
«как тебе коньяк? – спросил он, подливая в бокал золотисто-медный напиток. – это мартель, лучший из коньяков. я специально не смешиваю его в коктейле, хочу, чтобы ты почувствовала тонкий аромат, удивительный вкус и утончённое послевкусие. он завораживает, манит, притягивает. даже лёгкое касание губами заставляет учащённо биться сердце от предвкушения познания чего-то далёкого, неизвестного, неизведанного, но удивительно лёгкого и приятного. я уверен, ты сумеешь оценить его. закрой глаза». она послушно закрыла глаза и благоуханное нечто обожгло её губы, язык, гортань и сердце. играющие нотки диковинных цветов и загадочных пряностей смешались в стройном букете и зазвучали в голове лёгкой, уносящей музыкой. непередаваемая гамма ощущений ахнула и покрыла её прозрачной вуалью блаженного наслаждения и неги. «что это было? – она открыла глаза и увидела над собой его лицо. что это было? – ещё раз шёпотом спросила, медленно возвращаясь в реальность». «это был оргазм, дорогая», – ответил он и поцеловал её глаза, заставляя их снова закрыться. горячая чувственная волна лишила её кожу осязания…
кожа стала красной. красной, как варёный рак. сидя по пояс в воде, она боялась шевельнуться. о-о-о, это уже не было напоминание шторма. это был застывший, затаившийся кипяток, вонзившийся миллиардами иголок в каждую клеточку её организма и грозивший разорвать в клочья при малейшем неосторожном движении. надо было допить коньяк и ждать. она протянула руку, не дыша, взяла стакан и торопливо выпила его содержимое двумя большими глотками. сердце забилось часто и громко. удары зазвучали сначала в ушах, а потом, будто просочившись в голову, кузнечным молотом начали долбить в затылок изнутри. наконец появилась долгожданная ноющая боль в низу живота. боли, боли, боли сильнее, – тихо молила она, обращаясь к боли, – боли, боли, вылейся наружу, разорви своим тупым концом мышечные ткани, вырвись на свободу, избавься от меня раньше, чем расколется череп, выпуская сквозь трещины слабеющий рассудок. она закрыла глаза, чтобы ничего не отвлекало прислушиваться к нарастающей волне нестерпимой, непереносимой, но блаженной свобододарящей ломки. возможно, на какие-то секунды сознание и оставляло её, перед глазами появились крохотные искорки. они закружились в нестройном хороводе, притягивая к себе внимание ярким свечением, и тут же рассыпались серебряной пылью, вернув зрению ясность и чёткость. всё. хватит, – решила она и, зацепив пальцем кольцо на дне ванны, потянула его на себя, словно срывая чеку ручной гранаты. да и вода, наконец, достаточно остыла, чтобы позволить расслабиться и прилечь на покатую белую глазурь. распрямившись и вытянув ноги, она стянула с крючка полотенце, вытерла потное лицо и, умиротворённо вздохнув, стала наблюдать, как заалевшей воронкой вытекает в сливное отверстие утончённое послевкусие первой любви.
|
