|
Татьяна ЖУРАВЛЕВА
Автомат
Радио
тихо, по заявкам слушателей в рабочий полдень, транслировало популярную музыку.
Алла Пугачёва с надрывом произносила до боли знакомый текст: «Ты так захочешь
теплоты, не полюбившийся когда-то, что переждать не сможешь ты трёх человек у
автомата. Вот как захочешь теплоты!»
– Я с шестнадцати лет слушаю
эту песню и не могу понять, причём тут три человека у автомата, – разорвала
лирический настрой самая молодая сотрудница финансового отдела,
двадцатипятилетняя Танечка.
– Эта песня про любовь, и
взрослые люди часто испытывают такие сильные чувства, которые молодым невдомёк,–
строго заметила старейший экономист Елена Фёдоровна. Она никогда не была
замужем, но имела взрослую дочь, и можно было догадаться: кто-кто, а уж она-то
о настоящей тоске по теплоте знает не понаслышке.
– Да? А я что, не знаю ничего
про любовь? – с обидой возразила Танечка. – Смею заметить, я пять лет в браке,
и у меня трехлётний сын. Вы объясните мне, что это за три человека? Разве
нельзя было придумать другое сравнение для усиления смысла?
– Ты ещё слишком молода! Ты
ничего не понимаешь! – в сердцах сказала Елена Фёдоровна. – Раиса Петровна,
может, вы объясните, у меня уже нет слов и сдают нервы,– обратилась она к
начальнику отдела.
Раиса Петровна, конечно же,
была опытный игрок на любовном фронте. Эта фигуристая женщина за сорок
переживала вторую молодость, имея старого мужа и молодого любовника. Кому, как
ни ей, повернуть неосознанное сознание молодого специалиста в нужное русло. Она
готовилась к совещанию и не принимала участие в споре.
– Какая проблема? – спросила
она мягким вкрадчивым голосом.
– Вот объясните мне, Раиса
Петровна, что это за такое желание теплоты, что невозможно переждать несение службы
на погранзаставе, у пограничного столба, трёх парней с одним автоматом
Калашникова? Почему он у них один на троих?
В этот момент слов не было ни у
кого из старших товарищей. На несколько секунд воцарилась мёртвая тишина.
– Телефон-автомат, Та-ню-ше-чка!
– сквозь зубы, почти шёпотом процедила Раиса Петровна, взяла доклад и удалилась
на совещание.
Елена Фёдоровна уткнулась в
свои бумажки, бурча под нос, что потратила столько времени на ерунду.
Танечке стало горько от
осознания потерянного десятилетия на абсолютное непонимание смысла песни. Жизнь
разделилась на «до» и «после». Песня перестала быть загадочной. Без
пограничников с автоматом она сразу перешла в категорию бытовой проблемы с
очередями.
Танечка глубоко вздохнула и
села за решение насущных задач по расходованию материалов на производстве, которые
переждать не смогут, а расчёт нужен уже к концу дня.
Комета
Жизнь сорвалась, не повезло ей,
Сладость вершины, конечно, не
каждому,
Но, люди, оставьте зависть и
злобу
И протяните ей руку однажды.
Кручи и скалы – упритесь в них
намертво.
Жизнь сорвалась – и всё в мире
замерло,
Только вдруг хлопнули двери
парадные...
Падает, падает, падает,
падает...
А. Розембаум
В огромном кабинете было темно
и пахло сыростью. Посередине стояло два стола, придвинутые друг к другу и
заваленные документами. С одной стороны сидел молодой мужчина, внимательно
разглядывал амбарную книгу, заполненную цифрами, ему одному только понятными.
– Это будет ваше рабочее место,
– в приоткрытую дверь ворвался резкий голос начальницы отдела.
В кабинет робко вошла молодая
женщина.
– Вот, уже центр занятости
присылает нам специалистов,– продолжала начальница, её голос дрожал. – Как
будто нет готовых профессионалов во всём городе. Придётся учить! – в сердцах бросила
она, в надежде на понимание посмотрев на мужчину.
Он оторвался от бумаг, поправил
очки, сначала взглянул на вновь прибывшую сотрудницу, потом на нарушителя
спокойствия в лице руководителя.
– Ничего, в нашем деле
специалист виден только через полтора года, – сказал и снова склонился над
бумагами.
Он был всегда на виду, но
особенно на слуху. Красивый, высокий, независимый. Брюнет. Его интеллект был
недостижим для многих, профессионализм вызывал уважение клиентов и зависть
коллег. Все называли его исключительно по имени и отчеству, шушукались,
подозревая в нетрадиционной ориентации, а он не обращал внимания и не заводил
служебных романов. Классика жанра: «Никто не будет пинать дохлую лошадь».
Многим казалось, что мужчина и
женщина, весь день находясь в одном кабинете друг против друга (а новенькая так
и осталась там), обязаны найти точки соприкосновения, но субординация была
соблюдена.
В начале рабочего дня они
вместе на балконе пили принесённый им кофе, который бессменно варила она, а он
всегда критиковал вкус напитка. Он и не думал никого обижать, просто в силу
высокомерия у него полностью отсутствовало чувство такта – как в словах, так и
в поведении.
– Может, вы купите сахар? – однажды
спросила она.
– Я? Сахар? Да, мог бы, но это
полностью не соответствует моему стилю жизни! – удивлённо ответил он.
И снова они пили кофе, говорили
о жизни, работе, детях, не сбывшихся мечтах и не оправдавших себя надеждах.
Иногда он откровенничал,
говорил, что люди воспринимают его неправильно, что он боится женщин, а главное,
никакого не имеет отношения к боголюбимой нации. В такие редкие минуты она
молча смотрела на него, давая возможность выговориться. Это были моменты истины,
и только она одна понимала и знала его лучше всех в эти мгновения.
Выговорившись, он снова забирался в свою раковину и становился холодным
чиновником.
– А почему вы никогда не
делаете мне комплименты? – решилась она однажды на вопрос.
– Потому что я не лицемер.
А потом их пути разошлись: он
пошёл на повышение, а она осталась в кабинете, но, как говорится, свято место
пусто не бывает – пришёл новый сотрудник, которому уже она сказала: «Ничего,
через полтора года ты будешь в профессии как рыба в воде».
Прошло четверть века. Они
встретились случайно. Он уже не был так надменен, так высокомерен, жизнь его не
пожалела. Из высокого стройного молодого человека он превратился в
ссутулившегося невзрачного возрастного мужчину в очках.
Увидевшись, впервые проявил
радостные эмоции, назвав её по имени: «Это ты?!» Она в душе была рада и, в свою
очередь, задала дежурный вопрос: «Как жизнь молодая?» Он грустно ответил:
«Какая молодая? Насмешила!»
Они обменялись телефонами, а
через некоторое время знакомая позвонила и сообщила о происшествии: он только
что выбросился из окна своей квартиры.
«Как? Не может быть? – она
думала. – Может, это ошибка, совпадение имён, ведь так бывает». Собралась с
духом и позвонила.
Женский голос ответил:
– Слушаю вас.
– Это правда? – спросила она.
– Да, – спокойно ответили ей.
Он оставил две записки: для
семьи и на работу. Никто не знает, что в них, никто не понимает до сих пор,
почему он это сделал, но всем очень его жаль. Как звезду. Падающую звезду…
Вчера он приснился ей, и это
была Троицкая поминальная суббота. Она записала его имя в тетрадочку, где
фиксировала имена всех дорогих людей, ушедших в мир иной, и прочитала
поминальную молитву, перечислив всех: «Упокой, Господи, души усопших раб твоих.
И всех православных христиан. И прости им все согрешения вольныя и невольныя. И
дари им Царствия Небесное. Аминь».
Реквием
К девятнадцати годам она знала
себе цену, и цену высокую, а может, даже завышенную. Дочь сельских жителей, окончившая
медицинское училище с красным дипломом, понимала, что жить она должна только в большом
собственном доме, в Эдеме.
Активная, весёлая, с красивыми
чертами лица, она решила добиться внимания самого красивого юноши района, и это
у неё получилось. Обаяв его родственников, она вошла в семью в законном статусе
жены.
Всех, кто мешал её
триумфальному продвижению по жизни, уничтожала чисто женскими методами. В ход
шли сплетни и открытые конфликты. Но того, кто был сторонником её позиции, она
одаряла искренней дружбой и реальными подарками.
Она много работала и не
скупилась тратиться на обожаемых детей и мужа, которых любила безмерно. В
погоне за материальным растратила духовную часть души, потеряла связь с
дорогими ею людьми, укоряя их в достатке, которым она же их обеспечила.
Чаще и чаще впадала в
депрессию, попадала в специализированные медицинские учреждения. Отдалилась от
друзей, родных, близких. Дети перестали находить с ней общий язык и приняли
сторону отца, того мужчины, которого она выбрала, чтобы прожить с ним большую и
счастливую жизнь всем на зависть.
Постепенно жизненные силы
покинули её, неизлечимая болезнь завладела телом. Встретив свой
пятидесятипятилетний юбилей в одиночестве, она тихо ушла, не дожив до пенсии…
|
